(Не) настоящая жена для магната
Шрифт:
Марина видела его душу, читала в нем то, что другие не замечали или делали вид, что не замечают. Она его чувствовала. Уже тогда. Задолго до того, как они стали настоящей семьей…
А что может быть важнее этого?
— Езжай в клинику, — велел он и, спрятав блокнот, улыбнулся.
Несмотря на, маячившие на горизонте, испытания, Артем был спокоен. Он знал, что все они — ничто по сравнению с той неведомой силой, что соединила их души, сплела два сердца в одно.
Она — его половинка. И этим все сказано.
Глава 21
Марина
— Ма…рин, —
Сорвавшись с места, бросилась к постели сестры и чуть было не закричала от счастья. Машенька пришла в себя!
— Маша, миленькая, ты очнулась, — слезы невольно заструились по моим щекам. Я взяла сестру за руку и, поднеся ее теплую ладонь к лицу, прижалась к ней губами. — Слава тебе Господи!
Перегнувшись через нее, нашла кнопку вызова персонала и нажала на нее.
— Я так рада, Мань! Так рада! — повторяла я сквозь слезы, не выпуская ее руки. — Думала, уже никогда не услышу твой голос. Как же ты меня напугала, больше никогда так не делай.
Маша мягко улыбнулась и сплела наши пальцы.
В этот момент в моей груди словно вулкан взорвался, приятный жар распространился по венам, заползая в каждую клетку. Счастье, полное и безграничное, наполнило душу живительной силой. Сердце затрепетало от радостного предвкушения. Теперь все точно будет хорошо. Больше нам никакие преграды не страшны.
— Где я? — все еще сиплым от долгого сна голосом прохрипела сестренка. — Что со мной случилось?
— Ты поехала в Париж на день рождения, помнишь?
Маша кивнула.
— Вы с подругами сидели в кафе, а потом…
— Там была машина, — она подхватила мой рассказ и болезненно поморщилась. — Я помню яркую вспышку, затем все померкло.
На несколько секунд воцарилось молчание, во время которого она словно хотела осмыслить все случившееся. На красивом лице пролегли тени, губы сжались в тонкую линию и только расширившийся зрачок выдавал, как больно и тяжело ей было.
Если бы я только могла облегчить ее страдания! Забрать часть себе, только бы ей было хорошо.
— Не думай. Главное, ты уже пришла в себя. Скоро тебе проведут операцию, и все наладится…
Я не смогла договорить. В палату вбежала медсестра и, позвонив мосье Полю по сотовому, настойчиво велела мне удалиться.
В просторном светлом коридоре, выполненном в современном стиле и выдержанном в теплых тонах, кипела привычная жизнь. Двое охранников в черных костюмах стояли по обе стороны двери, провожая всех и каждого сканирующими взглядами. Герман расположился чуть в стороне, на небольшом белом диване. К нему я и направилась.
При виде меня, мой защитник почтительно поднялся. На его некогда непроницаемом лице появилось нечто похожее на улыбку.
Я села на край дивана и жестом попросила его сделать тоже самое.
— Маша проснулась, — не знаю, почему, но вдруг захотелось поделиться с ним своей радостью. — Врач сейчас осматривает ее.
— Уверен, с вашей сестрой все будет
— Она у меня сильная. Намного сильнее меня. Настоящий боец…
Слова лились сами собой, я уже не контролировала себя. Правильно говорят, что с незнакомцами куда проще делиться своими переживаниями, чем с самым близким и родным на свете человеком. От чужого ты не ждешь одобрений, не боишься его осуждения или непонимания. Ты просто говоришь все то, что лежит на сердце и все. Просто потому что тебе это необходимо.
— Она ведь не всегда была больна. Первые признаки появились, когда мы учились в школе. Уже тогда родители делали все возможное, чтобы отдалить нас друг от друга. Мы учились в разных концах города в двух разных гимназиях и мало кто знал, что у четы Куликовых на самом деле две дочери… близнецы. Я все думаю, зачем они это делали. Почему всеми правдами и неправдами пытались разлучить нас?
Вскинув голову, я встретилась взглядом с холодными, непроницаемыми глазами Германа. Мужчина слушал меня. Внимательно. Ловя каждое слово. Мне кажется, он и не умел по-другому. Если и делал что-то, то до конца, доводя до совершенства.
Я уважала таких людей. Искренне. Отчасти потому, что сама никогда не грешила особым усердием, отчасти из-за что, что люди по своей натуре существа эгоистичные и всегда стремятся к лучшему, хоть и сами никогда такими не станут.
Моя творческая натура была изменчива и до крайности шаловлива. Не раз мне приходилось страдать из-за нее, пересиливать, ломать себя, потому что другие ждали от меня прилежности и усердия. Потому что я постоянно должна была соответствовать. Сначала это были ожидания и требования родителей, потом и общества в целом. Я была кем угодно: дочерью, сестрой, дублершей, женой… Но никогда собой. И это тяготило…
— Очень трудно понять вашу семью, — вкрадчивый голос телохранителя пробил пелену грустных мыслей и замаячил вдали, подобно слабому лучику света, — почти невозможно. Да и зачем вам это? Вы ищите оправдания людям, которые этого не заслуживают. Конечно, у меня не было семьи, я не знаю, какой она должна быть. Мне это незнакомо. Зато я знаю, какой точно семья быть не должна. Лживой. Ложь убивает. Разрушает даже самые надежные строения. Проникает в фундамент, как плесень, и разъедает изнутри. Семья ваших родителей давно прогнила. Ее уже не спасти. Но в ваших руках ваша собственная, та семья, которую создадите вы сами. Думайте лучше о ней и о том, чтобы ваши дети никогда не узнали того, через что прошли вы с сестрой.
Я подняла глаза. Герман внимательно смотрел на меня. Некоторое время мы сидели в тишине, нарушаемой лишь звуком торопливых шагов персонала. Наконец, мужчина поднялся и, замерев передо мной во весь рост, дружески подмигнул.
— Не думайте о прошлом. Жизнь слишком прекрасна, чтобы тратить ее на грустные воспоминания. Лучше оглянитесь по сторонам. У вас есть все, что нужно для счастья, — с этими словами он кивнул в сторону лифта.
Я проследила за его взглядом и увидела Артема. Муж, улыбаясь, шел к нам. В строгом деловом костюме и белоснежной рубашке. Истинный хозяин жизни. Моей жизни…