Не небом едины

Стальная Виктория

— Любимая, ты пришла в себя?! Как я счастлив! Сколько ночей я провёл возле твоей кровати. Как я ждал, как молился, чтобы ты вернулась оттуда, — бывший высокопарно показывает рукой наверх, как бы на небо, зажмуривает глаза, пускает натужно одну, сиротскую слезу, — вот она сила нашей любви и вера в Бога.

Я в недоумении смотрю на Лёню — какой святой человек, заботливый муж, верующий человек, прямо нимб над ним светится. Я не верю услышанному. Я отказываюсь верить тому, что вижу вокруг себя.

«Эммм… Я что-то пропустила,

пока была там за облаками? Так, так, так. Мне 42 года. Я — Ильинская Марта Юрьевна. После 15 лет брака, после венчанного брака от меня ушёл горячо любимый муж к какой-то беременной от него Элине. Скорее бросил меня и выгнал из своей квартиры. Стоп! Почему из его квартиры?! Это квартира моего отца. Я внимательно всматриваюсь в лицо врача — таких совпадений не бывает. Это именно она меня после аварии наблюдала. И из-за её пилюль и капельниц я была не в себе, не соображала. Именно она заключила, что у меня частичная амнезия. Но, что, если я тогда на самом деле была в порядке? И что Лёня с этой врачихой хотят сделать со мной теперь? Зачем я им? И где мой Плутоний?!», — мысли придавливают меня дамокловым мечом к койке, я сжимаю руками простынь, хочу выть от парализующего ужаса, предчувствуя опасность, но придаю лицу смущение и очаровательно улыбаюсь.

— Здравствуйте! Вы кто? Я вас не узнаю, — я пожимаю плечами, закусываю виновато губу и вижу, как…воодушевляется Леонид и хитро подмигивает врачихе.

Глава 22

Дверь моего кабинета отворилась, и я дёрнул головой в сторону входа, о чём пожалел, ибо голова неистово болела и без того. Я скривился от боли и одним глазом посмотрел на вошедшую тётю Машу. Старая ведунья что-то цокнула себе под нос и подошла ко мне с кружкой, от которой исходил пар и своеобразный аромат.

— Марья Тимофеевна, с чем пожаловала? — спросил я устало, потирая саднящие виски.

— Ну и видок у тебя, милок. Ай ничегось, до свадьбы заживёт, — хохотнула тётя Маша.

— До какой свадьбы к лешему? — разозлился я и стукнул кулаком по столу, от чего и покрасневшие, зудящие костяшки заныли сильнее.

— Ты Лешего то не поминай скверным словом, он дух леса, олицетворение природы, вот травки тебе помог собрать. — старуха протянула мне кружку, а я, учуяв, странный, мерзкий для моего обоняния запах, поморщился и отстранился.

— Обойдусь, премного благодарствую.

— Пей, плут, и не спорь. Ты к невестушке своей целым и здоровым хочешь вернуться?

— Невестушка ушла к своему законному муженьку.

— Эх, дурень! Знал бы ты, каково ей сейчас, — сочувственно произнесла ведунья и взглянула на меня с укором.

Я принял кружку из рук тёти Маши, сделал глоток — ничего, пить можно.

— Ты знаешь, что с Мартой?

— Я вижу, что она в большой беде. Не захотели вы меня слушать, не поверили, теперь оба расплачиваетесь за свою горячность.

— В какой беде? Где она? — я

вскочил из кресла, и с меня слетели солнцезащитные очки, что скрывали фингалище во весь левый глаз.

— Какой ты размалеванный, батюшки! Красавец! Жених на выданье! — старушка хрипло захохотала.

— Ничего смешного, тётя Маша, — я прикрыл подбитый глаз.

— Не серчай, голубчик, — ведунья заботливо погладила меня по голове, — сейчас сделаем тебе примочки. И будешь как новенький.

— Спасибо, Марья Тимофеевна, — я допил снадобье, собранное Лешим, вернулся к наболевшему вопросу, — что с Мартой?

— Развела вас снова судьба, придётся вам помыкаться друг без друга, и только тогда будете вместе.

— А ну не зли меня, не говори своими загадками. Что с моей любимой?

— Леонид Марту похитил, держит где-то. Сейчас она в порядке, но ей грозит опасность.

— Так надо в полицию обратиться?! — вскипел я и принялся собираться.

— Куда ты, окаянный, намылился? И с чем ты в полицию пойдёшь? У тебя ничего нет на этого прохвоста, к тому же они до сих пор муж и жена.

— Да что же это такое? Чего мне теперь, прикажешь, сидеть, сложа руки?

— Я предлагаю подождать. Время всё расставит по своим местам.

— Это, конечно, здорово звучит. Но, тётя Маша, ты сама подумай, могу я, как мужик, у которого женщина в опасности, ждать и бездействовать? Да я себя уважать перестану!

— Сядь, не кипятись, тебе глаз подлечить надобно, а не бежать, сломя голову. Вон, допрыгался, и чего, спрашивается, ты на него пьяного полез?

— А я должен был стоять и смотреть, как он вытаскивает Марту из машины скорой? Она же вся истекала кровью!

— Нет, разумеется, не передёргивай, — тётя Маша всплакнула и тяжело опустилась на диван, — я же за вас радею с Марточкой. Я же пыталась вас остановить, предупредить, — ведунья умолкла и смутилась.

— Погоди, ты ей что-то подсыпала в тот день? — я вспомнил, как Марта себя вела перед вечеринкой.

— Пришлось, да не вышло у меня старой ничего. Швабры эти, чтоб их, отняли мою силу. Или вас безудержно тянет друг к другу, что мои травы вам противостоять не могут.

— А, есть ли у тебя такие травы, чтобы Марта…кое-что вспомнила после аварии? — вырвалось у меня.

— Кое-что или кое-кого? Тебя что ль, Плутоний? — Марья Тимофеевна подмигнула мне и лукаво улыбнулась.

— Меня что ль. Люблю я её с первого дня знакомства, с пирожков с голубикой.

— А ежели я скажу, что вспомнила она тебя и зовёт, ты услышишь зов любимой? Отыщешь свою Марту сердцем?

— Я не волшебник. Я только учусь. Но ради тех, кого люблю, я способен на любые чудеса.

— Тогда дерзай, влюбленный чародей, — ведунья хитро прищурилась, рассекла воздух рукой в виде какого-то знака и удалилась. А я отчетливо услышал испуганный голос Марты: «Плутоний, родненький, где же ты? Почему ты снова отпустил меня?».