Не от мира сего-3
Шрифт:
Фома помчался новые контракты заключать на Чудское озеро, во Псков, а Лука к Садку побежал.
— Выкупил я все ваши лавки с полнейшим вашим барахлом, — сказал ему лив.
«Ничего себе — барахло!» — подумалось Луке, но вслух он сказал другое:
— Как ты сам это заметил не так давно, о времени уговора не было. Так?
К его удивлению Садко только усмехнулся и не стал ни спорить, ни ругаться. Подождем твою маму, подождем, твою мать.
Как ни странно, угроза разорения была призрачной у каждой из спорящих сторон. Банкротство грозило и тем, и другим, но никак почему-то не наступало. Лука и Фома сделались к своему неудовольствию оптовиками для Садка. Тот же продавал по мелочи товар
Конечно, так продолжаться бесконечно долго не могло. И настал день, когда Садко через князя Владимира призвал к ответу своих конкурентов. Те явились, мрачные и осунувшиеся: тяжело, оказывается, гонять по землям в поисках прекрасного.
— Ну, — сказал Садко. — Вы проиграли.
— Нет, — ответили купцы. — Это ты проиграл.
— Все выиграли, — заметил, скривившись, Владимир.
Неожиданно лив склонил свою голову, словно с повинной, и сказал, положив при этом руку на сердце:
— Не выкупить товары со всего бела света: Если выкуплю товары псковские [122] , Подоспеют товары заморские. Не я, видно, купец богат новгородский, Побогаче меня славный Новгород [123] .Лука и Фома переглянулись: чтобы это значило?
— Да сдается он, — объяснил ситуацию князь. — Ваша взяла. Я правильно понял?
122
(в оригинале почему-то «масковские», наверно, масквичи расстарались, (примечание автора)
123
слова из Былины, (примечание автора)
Садко как-то притворно вздохнул в ответ и развел руки. Его вид не был ни расстроенным, ни удрученным. Решил проиграть — вот и проиграл, подумаешь, придется расплачиваться!
— Так, а эти, — вспомнил Фома. — Тридцать сребреников. Как с ними-то быть? Должен ты нам. Князь — свидетель.
— Должен, — согласился лив. — Все как есть верну. С завтрашнего дня начну выплачивать.
— А сегодня — что? — без всякой мысли поинтересовался Лука.
— А сегодня мне нужно корабли искать, — ответил Садко и подмигнул Владимиру. Тот задумался, пытаясь постигнуть подвох.
— Тридцать кораблей? — спросил Фома, тоже абсолютно бездумно.
— Не знаю, не считал пока, — ответил музыкант, и тут князь, наконец, догадался, в чем, собственно говоря, дело. А, догадавшись, поразился: все железо, собранное ливом, меха и ткани, кушать не просят, лягут преспокойно в трюма, чтобы у каких-нибудь немцев, или, того лучше — мавров, продаться. Чем дальше на запад — тем выше цена, причем не на денежку-другую, а в разы. И сделается Садко самым богатым человеком в Новгороде по возвращению домой. А раз богат — значит, влиятелен. Весь их дурацкий заклад — псу под хвост.
— Слушай, Садко, — протянул Владимир, приобнял лива за плечи и увлекая его за собою в сторону от удрученных победой купцов. — Ты меня по поводу кораблей своих спроси. Я у Олафа могу одолжить тройку-другую. Тебе ж не только ладьи нужны, но и народ, чтоб с ними управляться мог. Их я тоже организую. Сам наберешь, сколько человек тебе надобно, а остальные — за мной. Все это — за процент малый.
— За какой процент? — сразу поинтересовался лив.
— Ну, десять процентов от прибыли, плюс расходы
— Три, — ответил музыкант.
— Шесть, — возразил Владимир.
— Пять, — сказал Садко и добавил. — Ты ж все равно ничем не рискуешь.
— Годится, — согласился слэйвин. — По рукам.
Они разошлись, оставив стальных магнатов стоять в недоумении. Почему-то выигрыш заклада не приносил никакого удовлетворения, словно и не выигрыш вовсе.
7. Начало морского путешествия Садка
По Волхову, едва только сошел лед, караван судов отправился в Ладожское озеро, там свернул на запад и по реке Неве, минуя Ивановские перекаты и Кривое колено, вышел в Маркизову лужу [124] . Суда были гружены тяжелым железом, поэтому сидели в воде глубоко, что создавало определенную проблему при движении по рекам, точнее — по их порожистым участкам. Ивановские перекаты, когда они пару раз ощутимо цепляли дно, показали предельную глубину, куда можно соваться. Садко про себя решил: ну их в пень, эти реки, надо двигаться по морю. После первого же волнения в Финском заливе [125] ожесточенно блюющий народ из числа предоставленных князем Владимиром загоревал. Проявлялось это в скрытой агрессии и недовольстве. Пришлось пообещать, что в дальнейшем они пойдут только по рекам, где тишь, да гладь, да божья благодать. А где эти загадочные реки обнаружатся посреди моря-океана — это уже другой вопрос.
124
Финский залив, (примечание автора)
125
Маркизовой луже, (примечание автора)
На Готланде поход Садка начал приносить первые плоды успеха. Они успешно продали и выменяли на янтарь часть мехов, что уже по возвращению в Новгород могло окупить затраты на всю экспедицию. И это было только начало.
Однако получить в свои руки некое богатство, неважно в каком эквиваленте, еще не значит это богатство удержать. Приходилось принимать достаточно жесткие меры, чтобы не дать повода случайным встречным попытать счастья легких денег. На Готланде всегда собиралось много левого народа, который не мог наняться на заработки где-нибудь в Свее, либо Дании. Там их считали нежелательными элементами и лишали права участвовать в голосованиях путем отрубания голов. Тем не менее, отважнее воинов, нежели на этом острове, отыскать было трудно — все равно им терять нечего. Они признавали силу и только силу. Хотя не признавали подлость. Впрочем, это уже никого не интересовало: прав был только тот, кто победил. А иначе — плати деньгу. Никакой подлости — все предельно просто и ясно.
Но на Готланд все равно заходили суда, потому что не сыскать места на Балтийском море, где бы янтарь был в таком количестве и по такой цене. Да и принятые здесь правила, по большому счету, не пребывали уж настолько из ряда вон выходящими. Вольница, что тут попишешь!
Старинная земля, вотчина легендарных готов — Hreidhgotar, здесь и воздух был какой-то особенный, пьянил. Садко наотрез отказался платить «за охрану» всяким мрачным типам, подходившим время от времени к их судам, причалившим в защищенной от ветров бухте с южной оконечности острова. Те не возмущались, просто принимали отказ к сведению и исчезали куда-то по своим бандитским делам. Почему лив отказывался — он бы и сам не объяснил, пожалуй. Понимал, что просто словами дело не ограничится, но как-то вот так выходило.