Не отпускай
Шрифт:
Хэл трет подбородок:
– Если подумать, то, может, она и не проститутка.
– Почему ты так решил?
– Не тот тип.
– А какого она типа?
– Ну, это как судья сказал про порнуху: когда увидишь, сразу поймешь, что порнуха. Я хочу сказать: может, она и проститутка. Вполне вероятно. Но может, и что-то другое. Например, фрик. К нам иногда заходят такие красотки, они счастливы в браке, дом, трое детей. Они приходят сюда и утаскивают мужчину в постель; в общем, не знаю. Фрики. Может, она из таких.
Как
Рейнольдс постукивает ногой. Она привела меня сюда по конкретной причине, но никак не для того, чтобы я вел допрос в таком направлении.
Хватит откладывать. Я киваю ей. Время пришло.
– Хорошо, – говорит Рейнольдс Хэлу, – покажи ему видеозапись.
Телевизор – старинный, в деревянном корпусе. Хэл ставит его на стойку бара. Сейчас в баре еще два посетителя, но оба, кажется, целиком заняты содержимым своих стаканов, и ничем другим. Хэл включает аппарат. Экран оживает, сначала видны синие точки, тридцать секунд спустя появляются недовольные помехи.
Хэл проверяет сзади.
– Шнур вывалился, – говорит он, вставляя разъем. Другой конец шнура подключен к кассетному проигрывателю. Кассетоприемник сломан, и я вижу в щели старую кассету.
Кнопка «воспроизвести» включается со щелчком. Качество записи отстойное – желтоватая, подернутая дымкой нерезкая картинка. Камера установлена высоко над парковкой, чтобы в объектив попадала вся площадка, но из-за этого почти ничего и не видно. Я могу разобрать, может, марки автомобилей и некоторые цвета. Но прочесть номерные знаки невозможно.
– Босс записывает и записывает на одну кассету, пока пленка не порвется, – объясняет Хэл.
Мне знакома эта система. Страховая компания требует установки камер наблюдения, и хозяин выбирает самый дешевый вариант. Мы смотрим запись. Рейнольдс показывает на машину в верхнем правом углу:
– Мы думаем, это машина из проката.
Я киваю.
– Быструю прокрутку вперед можно?
Хэл нажимает кнопку. Изображение ускоряется на старинный манер, все происходит быстрее. Он отпускает кнопку, когда на экране появляются два человека. Они идут спиной к нам. Большое расстояние, съемка сзади, изображение нечеткое из-за удаленности камеры.
Но потом я вижу походку женщины.
Время останавливается. У меня в груди медленное, устойчивое тик-тиканье. Потом я чувствую взрыв – мое сердце разлетается на миллион кусков.
Я помню, когда увидел эту походку в первый раз. У отца была любимая песня в исполнении Алехандро Эсковедо, она называлась «Castanets». Ты помнишь, Лео? Конечно помнишь. Там есть слова о невероятно сексуальной женщине: «Она мне нравится больше, когда уходит». Я никогда с этим не соглашался – я предпочитал, когда Маура шла ко мне, откинув плечи назад, сверля меня глазами, – но, черт побери, именно это и случилось в конце концов.
Выпускной класс, близнецы Дюма оба влюбляются.
Я, по крайней мере, думаю, что это была шутка.
Глупо, конечно, но я до сих думаю о всяких «а что, если бы». Мы никогда не вдавались в подробности нашей жизни после школы, верно? Поступим ли мы в один колледж? Останусь ли я с Маурой? Будете ли вы вместе с Дайаной?..
Глупо.
– Ну? – торопит Рейнольдс.
– Это Маура, – отвечаю я.
– Уверен?
Я не даю себе труда ответить. Я все еще смотрю на экран. Седоволосый мужчина открывает пассажирскую дверцу, Маура садится в машину. Я смотрю, как он обходит машину, садится за руль. Машина задним ходом выезжает с места стоянки, направляется к выезду. Я внимательно смотрю, пока машина не исчезает из вида.
– Сколько они выпили? – спрашиваю я у Хэла.
Он опять настораживается.
Рейнольдс напоминает ему о серьезности преступления на свой манер:
– Нам насрать, если ты в нарушение правил продавал алкоголь пьяному, Хэл. Мы расследуем убийство копа.
– Да, выпили они немало.
Я размышляю, пытаюсь связать концы с концами.
– Да, и еще, – добавляет Хэл. – Ее звали не Маура. Я что говорю: она назвалась другим именем.
– Каким? – спрашивает Рейнольдс.
– Дейзи.
Рейнольдс смотрит на меня с озабоченностью, которую я нахожу странным образом трогательной.
– Все в порядке?
Я знаю, что она думает. Моя великая любовь, которой я был одержим прошедшие пятнадцать лет, ошивается в этом сортире, называется вымышленным именем, уходит с незнакомым человеком. Смрад этого заведения начинает меня доставать. Я встаю, благодарю Хэла и спешу к выходу. Выхожу на ту самую парковку, которую видел на записи. Вдыхаю свежий воздух. Но я здесь не для этого.
Я смотрю туда, где стояла арендованная машина.
Рейнольдс подходит ко мне сзади.
– Мысли?
– Этот тип открыл ей дверцу.
– И что?
– Ноги у него не заплетались. Он не возился полчаса с ключами. Не забыл о джентльменских манерах.
– Повторяю: и что?
– Ты видела, как он выехал отсюда?
– Видела.
– Ни вихляний, ни резких остановок, ни рывков.
– Это лишено смысла.
Я иду по дороге.
– Ты куда? – спрашивает она.
Я не останавливаюсь. Рейнольдс шагает следом.