Не отрекайтесь от небес!
Шрифт:
Ты другой и мне почти
таким не нужен.
К грешным чувственным устам
хоть приклейся,
Но забыть свои не дам -
не надейся.
Унесло тебя рекой,
меня – морем.
Что не выплесну строкой,
выжгу горем.
Дверь закрыта навсегда,
песнь допета.
Не вернётся никогда
наше лето.
Кто часто пишет, мало говорит.
Он слово бережёт для нужной строчки.
В сердцах перемолчит,
И после этого лишь все расставит точки.
Кто часто пишет, бережёт свой жар,
Словесный пыл не тратит, как попало.
Где остальным мерещится накал,
Ему всегда накала в слове мало.
Он, молча, ждёт, когда придёт пора,
И слово докипит до нужного "Ура!",
И зазвучит в тональности единой,
И наблюдает, как издалека,
Касаясь лиры пальчиком слегка,
Шлёт Муза нот ему поток
для песни лебединой…
ВСЁ НЕ ТО!
Старенькое крыльцо.
Паутины нить.
Вечность в лицо -
Как бы её сохранить.
В дымке пряного дня
К взлёту Пегас готов.
Песни есть у меня,
Да всё почему-то не то!
Муза несёт с небес
Рифм и словес поток.
Ля бемоль, фа диез -
Снова не то!
Когда он вдруг заявил,
Что никогда не любил,
Лучшие песни мои
По-гу-бил.
А ветер воет, а собака лает,
Слюной и пеной истекая по усам.
А кто талантливого бездарем считает,
Вполне возможно что бездарен сам.
Чем уповать на мнения и лица,
Не лучше ль жить в ладу с самим собой?
Слюна иссякнет, лай угомонится,
А что для вечности бездарный чей-то вой?..
(Людмиле Колесниковой)
Как хорошо бывает на рассвете
вдруг выйти в сад,
Вдыхая в просыпающемся лете
роз аромат,
С роскошных бархатцев и лилий лаской нежной
стряхнуть росу,
Пыльцой раскрашиваясь щедро и потешно
на и в носу,
Взирать критичным и ворчливым взглядом,
как твой щенок
То резво носится, то крутит задом
вьюном у ног,
С улыбкою на плод хурмы незрелой
поднять свой взор
И съесть, сорвав с куста меж этим делом,
большой немытый помидор…
Моя берлога, одинокий мой приют,
Где можно мысли уложить всегда в порядок,
Не выбираясь трое суток кряду
На спешно-грешный праведников суд.
Здесь
И все бессонницы мои, что сон, сладки,
Когда задремлет вдруг словарь под боком,
Распутывать устав словес мотки.
И здесь возможно быть самой собой,
Достав жемчужницы со дна своих глубин,
Надежно скрытые от глупости чужой
В броню из слов и стихотворный дым.
И вот уж вновь раскроюсь, как цветок,
Акценты все в своём сознании сместив
На столь запутанный молитвенный поток
Из мыслей-чувств, где царствуешь лишь Ты.
Вериги дружбы сброшены на время,
Паломник одинок в своём пути.
Чужих досужих представлений бремя
Порой уже невмоготу нести.
Изволь и действовать, как прочие, и мыслить
Их штампами нечестных образцов.
Сама не виснешь, на тебе повиснут
Объятием непрошеных льстецов.
Помыслишь о божественно-высоком,
С небес за ноги стянут в тот же миг,
Узрев своим, пока лишь книжным оком,
Что перед ними злостный еретик.
Как уберечь себя в себе, не знаю.
Каким засовом ларцы затворить?
С пером жар-птицы ночи дожидаю,
Чтоб всей не требовалось птицы им словить!
МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ
Звонь колокольная. Синь поднебесная.
Птица прибрежная, ветром гонимая.
Пена морская. В смерти бессмертная
Странница белая. – Марина…
Юность победная. Тоска безысходная.
Из жён всех живейшая.
Озорунья ранимая.
Нервом сверхчувственным песнь лебединая.
Пена. Сирена морская. – Марина…
Править бельканто неспешным строку за строкой,
По свету гласом разлившись сурдинно-альтовым,
Мысль напоить вечной музыкой,
Благоговеть перед Словом,
Жить в ощущении горней бездонной любви,
Сердцем целуя трепещущим нервные струны
Душ человеческих, жаждущих МУЗЫКИ
…А не цыганских бубнов.
ПЛАНКА ВЕЧНОСТИ
Дремотою блаженной ли в окне
Пожар ночных зарниц моих горюет
Иль в каждодневном суетном огне
Очаг пылает,– всё одно взыскует
Сиюминутное и вечное ко мне.
И чудится, что вечность уж близка,
И суета сует всего лишь мнится,