Не отверну лица
Шрифт:
Все девушки — худенькие, толстощекие, с косичками и коротко остриженные — на карточках неизменно улыбались. В письмах они дружно называли вооруженных бойцов «мальчиками». Сами они с первого сентября стали на целый год старше: пошли в десятый класс, а их отважные заступники ходят по суровым полям Украины в звании рядовых из девятого «Б».
В списках старшины личный состав этого взвода числится как получающий сахар вместо махорки. Поскольку в хозяйстве старшины чаще, чем сахар, водились леденцы, взвод по команде «Перекур!» достает из карманов
Меня как комиссара перевели в этот взвод не случайно: отсюда начинаются все события ротного масштаба.
...Колонна выбиралась из лощины на косогор, когда я поравнялся с серединой роты.
Почему-то я сразу заметил бойца Киселева. Он был грязен с головы до ног и без оружия. Киселева вели под руки двое рослых девятиклассников, первый и второй номера станкового пулемета. Упасть на марше — немудреная штука. В ночных переходах можно запросто сыграть в кювет и досматривать там счастливые сны. Но упавший обычно бодрится и норовит поскорее занять свое место в строю, чтобы избежать жестоких насмешек...
Над Киселевым никто не смеялся. Девятый «Б», похоже, скорбел над такой незадачей своего товарища. Только эти двое, что были рядом с Киселевым, и сам пострадавший улыбались.
— Чепуха, комиссар! — сказал первый номер пулемета Пимка Яровой с нарочитой бодростью. Он ловко вскинул на спину вещмешок Киселева. — Стоило ли по пустякам шум поднимать? Скажи-ка лучше, когда там в небесном генеральном штабе дадут команду насчет дождика?.. — невесело полюбопытствовал он.
У Пимки ковыльного цвета чубик, белые бесцветные брови и пушок над верхней губой — белый-белый. Когда он задумчив, кожица на лбу собирается в тоненькую, еле заметную складочку.
Второй, здоровяк Осинин, шел с двумя автоматами за плечами и тащил тележку пулемета. Он тоже хотел сказать мне что-то веселое, но его опередил сам Киселев:
— Не вздумай докладывать командиру, — тревожно заговорил он, соскабливая ладонью грязь с плеча. Потом добавил с гордостью: — Девятый «Б» никогда не подводил роту, комиссар.
Он, вероятно, говорил бы еще, но лихорадочную речь его предательски оборвал кашель. Киселев был бледен и кашлял часто, однако никогда не жаловался на простуду и сторонился врача, когда тот делал санитарный обход.
Этот боец вообще не внушал мне доверия: на две недели он опоздал в запасной полк, в дороге потерял все документы, кроме комсомольского билета. Если бы не дружное заступничество взвода, ему, пожалуй, и не выписали бы красноармейской книжки без особой проверки, хотя в прифронтовой зоне случалось и такое: солдаты отставшие от своих частей, могли влиться в любое подразделение, идущее на передовую... Обязаны были так поступить по военным правилам. Киселев вел себя в данном случае как заправский вояка, разыскав свою часть даже без документов.
Я не стал спорить с девятым «Б». Они наверняка все были бы не на моей стороне. Я молча подпрягся в пулеметную тележку, став между Киселевым и Осининым,
А дождь все шел. На расстроенные ряды
Вскоре мы по еле заметным скользким тропинкам спустились в пологую балку, криво перерезавшую нам путь. По днищу балки весело гудел ручей, трудолюбиво растачивая свое русло. В мутной воде откуда-то сверху тащился негодный скарб отнюдь не степного происхождения: банки из-под консервов, нестираные бинты, обгорелые снарядные ящики, жирная пакля. Игриво колыхаясь, проплыла полузатопленная немецкая каска с овощными очистками.
Я выскочил на взгорок, чтобы осмотреться.
Кто-то домовито обживал наш степной овраг, называемый по-местному балкой. Сужаясь и раздаваясь, будто в угоду ручью, балка эта вихлясто уходила вдаль. Она, как исполинская морщина, придавала затуманенному дождем лицу поля, слегка взрытому оспинками воронок, скорбный материнский вид.
— Здесь будем ждать приказа, — без лишней строгости объяснил капитан Катин, когда ему доложили о наличии всех бойцов согласно списку. Офицер задумчиво сплюнул в каску с картофельными очистками, проплывавшую у самых его ног. Потом осведомился у роты: — Вопросы есть?
Вопросов долго не находилось. Какие могут быть вопросы, если смысл нашего появления здесь имел предельную ясность: роте надлежало приблизиться вслед за танками к окопам гитлеровцев и забросать их гранатами. Бегущего противника полагалось преследовать до полного уничтожения, щадя только раненых и пленных.
На тактических занятиях в запасном полку мы разыгрывали эту операцию до тех пор, пока не заслужили благодарность. Правда, никто, из нас, кроме офицеров, в глаза не видывал живых немцев, и как они отнесутся к нашему появлению здесь, представляли себе смутно. У нас все же хватило воинской мудрости не беспокоить капитана лишними расспросами.
— Есть вопрос! — глухо прозвучало между тем из третьей шеренги. По кашлю я догадался о фамилии любопытного. — Как называется это село?..
Киселев взмахнул автоматом в сторону отдаленных домиков, тоскливо вжавшихся в землю за фронтовой чертой.
— Терпенье! — неожиданно проговорил капитан. Рота недоуменно вытянула лица. Капитан выхватил из планшета карту и подал ее правофланговому Воронцову.
— Населенный пункт Терпенье! — бойко уточнил Воронцов.
Бойцы улыбались. Улыбнулся и капитан. Потом он увел офицеров на рекогносцировку, оставив нам благожелательную команду: «Можно курить и сидеть, не сходя с места».
Садиться в расквашенную глину было бы смешно.
Леденцы растаяли в карманах. Дождь отнял у нас по дороге на фронт даже ту, дарованную старшиной, последнюю радость, которая еще связывала нас с детством...
Ночью меня потревожили чьи-то негрубые руки. Я прикоснулся щекой к шершавому металлу гусеницы танка и тут же вспомнил гостеприимных людей в шлемах, которые для нас кинули брезент из машины.
— Славка умирает! — услышал я над собой горячий шепот Ярового.