Не отверну лица
Шрифт:
Ему вдруг захотелось снова повстречаться с тем юным рыболовом, которого он пытался выручить у реки.
Но все обернулось по-иному. В чайную вслед за ним не вошел — ввалился широкоплечий мужчина с колючими бровями, похожими на усы. На голове у него, некстати по летней поре, торчала, еле держась на темной копне волос, шапка-ушанка. На плечах — ватная фуфайка. Мужчина наскоро обвел глазами сидящих за столами посетителей и, не спросясь, опустился на стул рядом с Сергеем. Стул жалко заскрипел под ним.
— Оксана! — позвал пришелец грубовато. — Дай-ка там что-нибудь трудящемуся человеку.
Официантка
Мужчина, легко подхватив стакан двумя пальцами, опрокинул его. К огурцу даже не притронулся.
Сергей невольно залюбовался огромными руками, которые устало и покойно лежали на столе, занимая добрую четверть площади. Когда Оксана подошла к столу опять, владелец богатырских рук выхватил из верхнего кармана передника бумажку и сунул ее в растопыренную пригоршню женщины.
«Рубль!» — почему-то заметил Сергей. И тут же молодому педагогу вдруг вспомнились слова Яшки: «Чтоб рыбы принес на рубль, не меньше!»
«Шапка» наклонилась к Сергею через стол и заговорила добродушно, весело:
— Рубаем, значит? Хорошее дело... А я — простите за прямоту — слыхал, что вы квартирку пристреливаете. Земля слухом полнится, хе-хе...
Они пошли по улице к центру, потом свернули в переулок и, миновав длинную хозяйскую постройку, остановились у высокого кирпичного дома, разместившегося почти у самого подножия террикона. Сергей уже знал, что эта дымящаяся гора вовсе не уголь, а порода. Угля в ней совсем немного.
— Вот здесь мы и заняли позицию, — прогудел под ухом голос кузнеца.
Они с минуту постояли у калитки. И вдруг, как бы сама собою, дверца без скрипа распахнулась перед хозяином. В сторонке от входа, словно прячась от Сергея, замерла женщина в выжидающей позе. Мужчина, широко вышагивая, будто измерял свои владения, прошел в глубь двора.
Звякнул металлический засов, и женщина куда-то исчезла.
Дом как бы рассекался на две неравные части узким несквозным коридором. Большая половина его служила жильем для семьи владельца. В маленькую хозяин провел Сергея.
Это была настоящая однокомнатная квартира — мечта молодоженов. Плитка, два невысоких столика, широкая полуторная кровать, застланная узорной кружевной накидкой. Сергей не мог скрыть своего удовлетворения.
— Ну, теперь давай знакомиться и торговаться, — предложил хозяин. — Меня зовут Денис Моисеевич. Двадцать пять рубликов в месяц — и комната твоя.
Сергей решил не торговаться с ним. Денис Моисеевич, услышав о согласии, одобрительно крякнул:
— Капитулируешь, значит, безоговорочно? С хорошим человеком приятно серьезные дела делать.
Пожав Сергею руку, сославшись на домашние заботы, хозяин вышел. Мощная фигура его мелькнула, словно тень, под окном. Через несколько минут в коридоре снова послышались его тяжелые шаги. Сквозь двери пробился басовитый и уже по-иному звучащий голос:
— Где Яшка?
Отвечала женщина:
— На терриконе он, с кошелкой...
Кузнец что-то проговорил, недовольный. Жена оправдывалась:
— Тяжело ему... А из меня какой помощник?
— Следи, чтобы набирал поменьше, а то заболеет, хлопот с ним не оберешься.
Сергей засыпал под звон ведер в саду. Колодец у кузнеца был свой, но мальчик почему-то ходил за водой на улицу, к колонке.
Утром квартирант пробудился от отчаянного крика. Вопил Яшка, истязаемый отцом. Сергей босиком, в одних трусах ворвался в хозяйскую половину.
— Не тронь, негодяй... Драться буду!
Вид у педагога был решительный.
Кузнец легонько повел рукой, и Сергей, наткнувшись на эту руку, ощутил барьерную твердость. Мальчонку все же отец отпустил.
Яшка, глухо всхлипывая и дрожа, уткнулся в коленки матери, сидевшей на табуретке у стола. Сергей с удивлением заметил, что жена кузнеца совсем не старая. Только лицо ее, затемненное тяжелым полушалком, было изрезано редкими глубокими складками.
Несколько дней квартирант избегал встреч с хозяином.
Денис Моисеевич первым зашел в Сергееву боковушку. Он был одет по-праздничному: в длинную расшитую косоворотку, в галифе, в новых скрипучих сапогах. Зашел он, как всегда, без стука, подчеркивая этим свое единоличное право на все, что выстроено его руками за дощатым забором.
— Вот вы заступились за мово мальчонку, — начал он, раздумывая вслух. — Оно с вашей стороны вроде и благородно получилось. Да только по причине нашей излишней жалости к детям сами опосля страдаем... Откуда всякие дармоеды в городах пошли? — спросил он и тут же сам ответил: — От слабохарактерности нашей. За что я, к примеру, свово Яшку наказал? За неуважение к отцовскому слову. Сказано: полная бочка воды должна быть — лопни, а наноси. Есть норма: килограмм рыбы наловить — умри, а выполни. Как оно все пойти могло, если бы мы в войну всяк по себе с немцем воевали?
— А детство, детство? — пробовал усовестить кузнеца Сергей. — Вы же калечите душу ребенка! Ему многое просто непонятно, что вы от него хотите. За глоток водки для вас сидит, как прикованный, на мосту... На жаре!.. Потом в чад гоните, на террикон...
Кузнец несогласно мотал головой, сводил в одну лохматую гряду ощетинившиеся, как рыбьи плавники, брови.
— У нас был командир батареи. Если, говорит, солдат не нагружен по завязку, сам себе дело найдет... А озорство до хорошего не доводит. Вырастет — дудочки зеленые напялит, гриву, как у попа, заведет.
Чем больше спорил Сергей, тем отчетливее убеждался в непоколебимости Дениса Моисеевичу. Хуже того, хозяин тщился житейскими примерами, грубо выхваченными им из памяти, доказать, что ошибается именно Сергей.
Молодому педагогу вскоре наскучила перепалка с кузнецом. Он даже подумывал: а не подыскать ли другую квартиру? Но борьба за мальчика, который все больше ему нравился, и тайная надежда каким-то образом повлиять на Дениса Моисеевича удерживали его от ухода из дома кузнеца.
Перед началом занятий в школе Сергей перезнакомился почти со всеми жителями поселка. Однажды он спустился из любопытства в шахту. Его пригласили в поселковый клуб прочесть лекцию. Это последнее событие изумило Дениса Моисеевича, который едва ли не в первый раз появился тогда в клубе.