Не падающий
Шрифт:
— Кто говорит, что остался? Я перестал спрашивать себя о побеге только тогда, когда стены начали отвечать мне.
Вот дерьмо. Я постучал головой о каменный пол пару раз. Возможно, если бы я постучал сильнее, я мог бы проспать первое десятилетие.
Я не думаю, что Девон шутил, говоря о разговорах со стенами. Я провел пальцами по ближайшей стене снова, ещё больше слизи. Я вырыл сильнее, и еще немного очистилось.
В этом было что-то символичное, может быть, то же самое я делал с Никки. Если я начинал скоблить сильнее, проталкиваясь немного глубже, то потом, по
ГЛАВА 10
Сейчас.
После того как я ослабил кусок "непроницаемых" Подземелий Дельфиниана.
— Девон? — не было никакого ответа. — Девон? — сказал я немного громче. — Я очистил кусок стены.
Я держал зазубренный камень в руке, взвешивая его.
— Сейчас полночь, — прошептал Девон.
— Откуда ты знаешь? И почему тебя это заботит?
— Потому что я слышу их шаги.
О Боже. Этот парень лишился последнего нейрона. Я поднес камень к основанию решетки и начал скоблить, уже ощущая себя ближе к первому шагу замены Никки. Новая Жертва. Тогда я подумал о том, что Девон только что сказал.
– Чьи шаги?
— Крыс, — сказал он голосом, который был наполовину удивленный, наполовину испуганный. — Их выпускают в полночь. Каждую ночь. Ты помнишь историю о Прометее?
Ладно, он дезертировал с корабля на некоторое время. Но он не прекращал говорить. Я позволил ему продолжать, царапая стену.
— Прометей бросил вызов Богам и дал огонь людям, и в наказание, боги привязали его к скале и послали орла, чтобы съесть его печень. Печень будет вырастать обратно каждый день, и все это повторится.
— Что ты имеешь в виду? — сказал я, чувствуя новую дырку, которую я сделал в цементе. Я пытался не допустить, чтобы слова Девона заставили меня нервничать.
— Я хочу сказать, бессмертная любовь их вечное наказание, не так ли?
Я начал отвечать что-то вроде "Какого черта ты говоришь?", но мой голос заглушил слабый скрежет. Я должен был перевести свое дыхание, чтобы услышать это ясно в первый раз, но потом он становился все громче, и вскоре я не должен был стараться, чтобы услышать его. Я опустил камень.
Это звучало, как тысячи крошечных ногтей царапали каменный пол. Не затяжной скрежет, а коротенькие всплески. Как когтями курицы.
— Закрой лицо, — сказал Девон. — У тебя появится желание попробовать сильно ударить их, но это не сработает, и как только ты откроешь свое лицо…ну…просто не делай этого. Держи руки на своем лице. Ты, наверное, носишь одежду. Первые несколько ночей будут не так плохи.
У меня не было возможности ответить. К скрежету теперь присоединился визг, который отскочил от стены, раздался эхом по коридорам, или залам, или то, что было за пределами наших клеток.
Я сделал глубокий вдох, как будто готовился уйти под воду, и закрыл лицо руками прежде чем, звуки крошечных, снующих ног и визг протиснулся через прутья моей клетки.
Выбравшись назад, я ударился головой о дальнюю стену от прутьев.
Может быть, поэтому
Девон был прав. Каждый инстинкт во мне кричал, чтобы я ударил по существу, но их было слишком много. Они покрывали каждый дюйм меня. Два или три сильных. Они воевали друг с другом, чтобы стать ближе ко мне. Такой визг я никогда не слышала от другого животного раньше. Несколько из них на моем лице нашли небольшие пространства между пальцев. Зубы метнулись между костяшками, пытаясь добраться до моего лица. Я потер руками назад и вперед на всем протяжении моего лица, ушей и шеи, чтобы никто из них не мог достать слишком много кожи.
Девон сказал, что это происходило каждую ночь.
Они должны были уйти в какой-то момент. Это не могло продолжаться вечно.
Они должны остановиться.
Пока пытка продолжалась, я не мог ничего сделать, но думаю, что это было не только наказание за кражу моего платежа обратно. Это было наказание за то, что я сделал с Никки, и даже за то, что я сделал для людей, которые любили её.
И я точно знал, что я сделал для них. Я видел это.
Прошлый год.
Моя тайная подготовительная работа для Насыщения.
Никки пришла ко мне в слезах после поездки в общежитие Джека в футбольном лагере. Я все еще не знал точно, что там произошло, но что бы это ни было, Никки бросилась ко мне на руки и была готова пойти со мной на Насыщение.
Я оставил Никки на кровати в Бессмертной коме, мирно спящей. Конечно, после того, как я забрал всю отрицательную энергию, у нее не было выбора, кроме как спать спокойно. Я не хотел оставлять ее, но было кое-что, что я должен был сделать.
В квартире было тихо. Другие Бессмертные уже ушли на Насыщение, но так как я брал обычного человека, а не Дочь Персефоны, мне нужно было немного времени, чтобы очистить мои следы, начиная с дома Никки и её отца. Последнее, что мне было нужно, чтобы мэр города начал тотальный поиск своей потерянной дочери.
Я положил к нему в пиджак записку от Никки. Не потребовалось ничего делать, чтобы заставить ее написать. Просто кража ее худших чувств, за исключением вины. Если бы я хотел, я мог бы попросить её написать письмо с извинением за дополнительный воздух, которым она дышала, будучи живой.
Как только я сделал поворот на улицу Никки, я увидел фигуру, сидящую на бордюре возле ее дома и обхватившую голову руками.
Эпический влюбленный был эпически грустным.
Я затащил свой мотоцикл на сторону дороги через несколько домов от дома Никки и просто смотрел на Джека в течение нескольких минут. Он не плакал или что-нибудь в этом духе, но он сидел неподвижно, как статуя. В какой-то момент он поднял голову. Если бы было возможно для человека потерять десять фунтов в течение ночи, я бы посчитал, что с ним случилось именно это. Он пристально смотрел вперед, на… ничего. Если бы я прошел мимо него, он, вероятно, не заметил бы. Темно-фиолетовые синяки под налитыми кровью глазами.