Не пара для Его Светлейшества
Шрифт:
— Смешно, — призналась вдруг. Во-первых, я почему-то была уверена, что, несмотря на все мной устроенное, ни в каких подвалах я сидеть не буду. Во-вторых, Агрэ и правда пошутил. А в-третьих… это странно, но мне действительно было смешно.
И как награда за эту мою искренность, вместо обычной грызни, — изумленный смешок.
Конечно, завтра я сделаю вид, что ничего такого не говорила. И вообще — обиделась. И что никакой заботы от инквизитора не почувствовала. Показалось. Или он специально. И вообще, что это совершенно нормально — лежать рядом. Прям совсем рядом.
Точнее,
А если вспомню, то объясню — делала это ради спасения своей жизни. Пусть дождь и прекратился, и я прошлась заклинанием по тяжелой ткани платья, упрашивая воду испариться, но все равно пробирал холод… и огонь не спасал… и твердо так под ребрами… и дрожь…
С каким-то мученическим вздохом инквизитор перекатился еще ближе. И придвинул меня к себе. Уложил мою голову на свое плечо, ловко развернул, прижал руками, что я фактически на нем оказалась. И сразу стало та-ак хорошо…
Но ужасно! Инквизитор же!
Лежит, сопит подо мной, мной же как одеялом укрылся! Ужасно!
Но хорошо-о…
Я решила подумать обо всем этом завтра. Или не подумать. И уже почти провалилась в темноту, как услышала задумчивое на ухо:
— Прияна… Вполне возможно, это прозвучит неуместно… но что такое твердое в ваших юбках упирается мне в бедро? Ведь палаш, ножны и метлу ваши я убрал подальше.
Ну Триеди-иная!
Статуэтка же!
Что ни делается, то ведьма
— Сжечь ведьму!
— Но она же красивая…
— Хорошо. Но потом — сжечь!
Суд начался.
Пресветлое пламя взметнулось так высоко, что темные стены в помещении без окон сами будто засветились. А потом, как и положено, впитали магию и Свет. И стали надежной клеткой для любых заклинаний или свободолюбивых мыслей.
Суды инквизиции проходили быстро.
Обвинить кого-то в инакомыслии было легко.
Наказание следовало незамедлительно…
Говаривали, что раньше одним из способов избежать костра было доказать свою невинность. Да-да, невинность, а не невиновность. Потому что вроде как невинная ведьма не могла вступить в полноценные отношения с Тенью и сотворить зло в достаточной степени, чтобы за это сжигать.
Впрочем, этого правила давно уже не существовало. И я не позволила бы проверку. А доказательства “зла” казались вполне… доказательными. Стояли сейчас на специальном постаменте посередине комнаты немым укором мне.
Стояла, точнее.
Статуэтка.
Вся из себя похищенная из инквизиторских покоев и мне не принадлежавшая. И у меня обнаруженная…
Наказание за похищение реликвий у инквизиторов — смерть.
Наказание на сокрытие чего-то важного от инквизиторов — смерть.
Наказание за бегство от инквизиторов — тоже смерть. Кажется. Точно их кодекс я не знаю, но и всех предыдущих деяний было вполне достаточно, чтобы подбросить дров в мой костер.
Тени по окружности залы посветлели и выступили на несколько шагов вперед. И стало гораздо тяжелее дышать. Потому что стены и огонь лучше, чем инквизиторы в особых белых плащах с остроконечными капюшонами. Которые они натягивали так низко, что их лиц не было видно.
Я попыталась усмирить дыхание, так чтобы его не было слышно. Чтобы не показать, насколько
Тогда я сосредоточила свой взгляд на статуэтке. Но от этого стало только хуже. Сразу навалилось понимание, что я не справилась с заданием Верховной Кали. Более того — провалила его полностью. Подставила и себя, и ведьмочек. Верховных — вряд ли. Их письмо давно сожжено и можно было представить меня единственной виновной во всех инквизиторских неприятностей…
Но, во-первых, не хотелось быть виновной.
Во-вторых, инквизиторы… точнее Его Светлейшество — а это хуже всего — точно знало, что ведьмы не слишком лояльны королевскому указу.
В-третьх, это же Светлейшество точно теперь знало, что статуэтка — не просто украшение на полке.
Еще один шаг облаченных в белое фигур. Уже стеной стоят, так что мне, с колен, ничего больше и не видно, кроме светлой ткани плащей и статуэтки. Да и слышно лишь мое надсадное дыхание. И знакомый обвиняющий голос, раздавшийся позади широких спин. Гулким и ужасающий:
— Именем инквизиции, наставница Прияна Шетти…
… а ведь ты назвал когда-то меня лишь по имени, Светлейший…
— Прияна!!!
— А?! — я вскинулась и уставилась на возмущенного Джейдева Агрэ. Он стоял в своей обычной позе — хвост откинут назад, губы одновременно надуты и поджаты, руки скрещены на груди, а брови насуплены.
Я выдохнула, осознав, где на самом деле нахожусь. Не в подвалах — сижу на диванчике в гостиной “нашего” с ведьмочками особняка. Отмытая, переодетая, почти выспавшаяся и сытая. Но с инквизитором наедине, да: ведьмочек по комнатам отправила и сказала, чтобы не выходили ни при каких обстоятельствах. Даже если я буду вопить.
Тем более, если вопить будет Его Светлейшество…
И статуэтка стоит на столике прямо передо мной, ага. И Агрэ смотрит, прищурившись…
— Вы чего такого навоображали, а? — подозрительным голосом спрашивает.
— Ничего, — пищу. И головой мотаю для надежности. Не рассказывать же и в самом деле, что мне померещилось? Оно у меня в крови, но это не повод обвинять в общем ведьмином прошлом этого конкретно мужчину.
Почему раньше прошлое было поводом, а потом вдруг перестало, я старалась не размышлять. Могу же я передумать? Я ведьма, я все могу!
— Прияна, я задал вам вопрос.
Задал он, ага.
Не в первый раз.
Первый раз был на той поляне. И у инквизитора хватило наглости потребовать “что-то твердое” показать. Пришлось делать удивленные глаза и доставать со словами: “А я и не заметила”. Потому что по инквизиторскому голосу было ясно — не сделаю сама, он мне юбки задерет. А это уж совсем не годилось.
Так что статуэтку он изъял. И нагло заставил спать. А я, вместо того, чтобы придумывать, как сбежать из его объятий или как объяснить, что это и зачем, уснула. А потом мы тащились по утреннему сырому лесу в академию. И отогревались с Нимой в лоханях с водой. И обнимались с девочками. И приводили себя в порядок, ели, тискали оборотня, запрещая пока взрослым людоволкам забрать его себе в единоличное пользование — тех в соседний дом под охрану отправили…