(Не) пара для вампирессы
Шрифт:
Не везёт…
Незнакомка молчала и наблюдала за мной. Казалось, от зоркого взгляда не укрыться ни единой мелочи.
Ну и ладно, мне скрывать нечего. Кроме, может быть, растерянности, но и её в сложившихся обстоятельствах я не считал зазорной. Удивился самому себе: на меня опустилось спокойствие, граничащее с равнодушием, когда в пору было бы запаниковать.
Увы, я ничего не мог изменить, к чему сжигать драгоценные нервные клетки?
Хотел подняться, но прохладная маленькая ладошка накрыла мои пальцы, удержала на месте. Я поднял удивлённый
— Марк, — позвала, всем телом подаваясь ко мне.
И без того благозвучный голос сделался манящим, бархатистым. Я и сам не заметил, как наклонился к ней, ведомый загадочной властью — такой же ненавязчивой, как и непреодолимой.
— Мне жаль, что всё так сложилось… Очень, — тихие слова резанули сознание, что-то полыхнуло в голове и затмило взор белой пеленой.
Где я мог слышать их?
Отчего бурной волной окатила тревожность, а тело внезапно похолодело?
Блондинка коснулась щеки, гипнотизируя глубокими тёмно-карими глазами. Готов поклясться, что ещё миг назад они казались голубыми.
Впрочем, я не доверял и самому себе, а потому не стал противиться, когда мягкие губы коснулись подбородка, шеи, призывно раскрываясь, лаская тёплым дыханием.
Чувственный поцелуй в нескольких сантиметрах под ухом сменился укусом — коротким, но болезненным. Я дёрнулся, повинуясь инстинктам, когда чужие руки оплели спину, внушая обманчивое ощущение надёжности.
Больно. Не смертельно, но приятного мало. Я хотел оттолкнуть заигравшуюся девушку, когда меня словно током ударило и вправило мозги на место.
Николь! Её зовут Николь. И она… Чёрт побери, она же вампирша!
А я снова в роли жертвы, закуски, как окрестил меня засранец-Хант. Лео Хант! Хант и его проклятый транс, лишивший возможности не то что двинуться, но и остаться самим собой.
Воспоминания обрушились, сбили с ног, погребли под собой. Свалились, словно старый хлам из забитого под завязку шкафа. Но хлам родной, желанный, способный так много рассказать о тебе настоящем, о том, кем ты являлся, что любил, чем увлекался.
— Ни-и-к, — протянул не без опаски, положив ладони на узкие плечи и отстраняя бессмертную.
Подруга поддалась, бережно извлекла клыки из плоти и выпрямилась. Алые глаза обрели человеческое выражение, сверкнули неприкрытой радостью, и в следующий миг Николь бросилась мне на шею.
Не рассчитав, что успела обескровить меня, повалила на диван, чудом не приложив головой о подлокотник, и сама завалилась сверху. Судя по мелькнувшему на хорошеньком личике удивлению, падения она не ожидала. Но вместо того, чтобы смутиться, вампирша уткнулась носом мне в грудь и засмеялась.
Не придумав ничего лучше, я опустил ладонь на густые светлые волосы, скользнул пальцами по шелковистым локонам, наслаждаясь невесомыми прикосновениями.
Она была рядом.
Так близко, что я ощущал вибрации чужого смеха в груди, где опять зашевелилось то чуждое, забытое чувство, что я привык подавлять в себе. Особенно,
Раскрыв губы, от которых я не мог оторвать глаз. Я ощутил с болезненной ясностью, что больше всего на свете в тот миг хотел податься вперёд и коснуться их, пусть даже в мимолётном невинном поцелуе.
Снова.
Снова воздух замирал между нами, и звуки отходили на второй план. Снова оставались только мы вдвоём, и мучительное напряжение судорогой сводило всё тело, контролируемое лишь усилием воли.
Николь трепетала и ждала. Ждала первого шага, и я знал об этом. Открытая и искренняя, она ничуть не стеснялась и не скрывала своих чувств, что вызывало во мне восхищение. Во мне — малодушном и нерешительном, видевшем за изящным плечом совсем другое лицо.
Родной, до боли знакомый облик. Золотистую кожу, усыпанную мелкими веснушками, лучистые светло-карие глаза, мягкие черты лица в обрамлении игривых рыжих кудряшек. Вовсе не совершенные, как холодная красота вампирши, но такие настоящие и любимые.
Сердце укололо, и я в последний миг сдержался, чтобы не поморщиться и не обидеть Ник. Повернул голову в сторону, избегая соблазна.
Глупо обманывать себя, а обманывать её — ещё и подло. Да, было бы подлостью с моей стороны играть чужими чувствами, привязанностями девушки, которая мне доверилась. Поцелуй не имел права на существование. Как бы мне того ни хотелось.
— Прости, — наяда отстранилась, прошептав неуместное слово одними губами. Вгоняя в не до конца окаменевшее сердце очередную иглу.
Дьявол! Как бы я хотел перестать ощущать что-либо. Оставаться сдержанным и холодным, всегда поступать правильно, не оглядываясь ни на чьи чувства.
Увы, своенравное сердце отзывалось миру с той же чуткостью, что и прежде, сколько бы я ни пытался заковать его в броню разума и цинизма. Я хотел бы позволить себе роскошь безразличия и невнимательности к окружающим, но не мог.
От меня не укрылось, как дрогнули от обиды губы подруги, как она опустила ресницы и молнией поднялась. Видел и то, как она изменилась в лице, хотя силилась скрыть эмоции. Знакомое состояние, но Николь в нём не преуспела. К несчастью для меня, потому что чувство вины гадкой горечью разлилось по горлу.
— Ты не должна… — но девушка не дослушала и юркнула в ванную — единственное место в студии, где можно было уединиться.
Мысленно чертыхнувшись, я последовал за ней, прислонился плечом к двери.
— Ник, я… — фраза оборвалась, не успев начаться.
Что я мог ей сказать, чтобы не обидеть ещё сильнее? Что в моём сердце по-прежнему живёт другая? Это из разряда тех слов, которые лучше не произносить при женщине. А больше и говорить не о чем.
К счастью, Николь не хотела слушать. Щёлкнул замок, за ним тишину в ванной заполнило журчание воды. Стиснув зубы, я чуть не треснул ладонью в дверь от досады, но вовремя спохватился. Хватит с нас неловкости на сегодня.