Не пей - козленочком станешь!

Иван проснулся от ужасной головной боли, попытался совершить открытие века, но открытие не состоялось. Во рту было сухо, как в пустыне, и так гадко, будто там всю ночь паслись верблюды. Вторая попытка разлепить веки оказалась такой же безрезультатной. Кровать

казалась донельзя жесткой, покрывало колючим. Мысли роились в голове, но как-то вяло и без особого энтузиазма. Попытка сесть, очень резко перешла в желание снова лечь. Приняв исходную позицию, Иван попытался собраться с мыслями, но собрание не состоялось…

И тут, вдруг, до него дошло, почему все так плохо — какой-то гад спер его подушку!!! Такое неуважение к собственной персоне придало Ивану сил, и он смог перевернуться на пузо и встать на четвереньки. В таком положении он даже смог сделать пару движений в сторону, где предположительно находиться край кровати и, замерев в тягостных раздумьях, а собственно, зачем он это делает, ощутил медленно, но верно явный дискомфорт в районе правой руки. Тут раздался щелчок и Иван, каким-то шестым чувством определил, что кто-то включил свет. От неожиданности он даже смог разлепить один глаз и его взору предстали цветастые тапочки, а в них ноги. Иван попытался поднять взгляд повыше, но на уровне коленок голова закружилась, и он поспешил закрыть глаз…

Немая сцена затягивалась, но тут тишину разорвал до боли знакомый голос:

— Мам, эта скотина опять нажралась!!! — конечно так верещать могла только его сестрица Аленушка. — Убери руку из собачьей миски, придурок.

"Это она мне???" — мысленно возмутился Иванушка, но здоровое чувство самосохранения посоветовало внемлить совету и достать руку.

Послышались легкие шаги, и Иван мог поклясться, что это мама вышла из своей комнаты…сейчас она близоруко сощуриться и всплеснет руками. Он не ошибся, грустный мамин голос произнес:

— Ну, говорила же тебе, Иванушка, не пей.

— А то что??? — прошамкал ссохшимися губами Иван, — козленочком стану???

— Это тебе не грозит, — резко ответила Лена, — ты и так самый настоящий козел!!!

Итак, Ивана бросили в гордом одиночестве. До своей комнаты пришлось добираться самому. Сделав этот марш-ползок, он даже загордился собой, но совсем чуть-чуть, а потом вскарабкался на кровать и сразу отключился.

Утро не принесло молодому человеку ничего нового…практически ничего, если не считать странного ощущения что судьба приготовила ему какое-то западло и он в него вляпался по самые к-г-м…ну дамам по пояс будет. То, что дома с Иваном никто не разговаривает, новеньким для него не было. Так изначально повелось: каждое утро после попойки Ивана встречало угрюмое молчание, его милые дамы, мама и сестра, думали таким образом пробудить во нём совесть, и действительно, совесть просыпалась с немым укором заглядывала

в дебри его души, осуждающе качала головой, а затем с чувством выполненного долга переворачивалась на другой бок.

Но на этот раз было как- то…неудобно, что ли, хотя ему и хотелось завалить к сестре в комнату, и грозно сверкая глазами прореветь: "А за козла ответишь!!!". Но что-то Ивану подсказывало, что лучше не надо.

Иван поплелся на кухню для пробного завтрака, так сказать проверить желудок на вшивость: сильно он на него обиделся или терпеть можно. Как назло, на кухне допивала свой утренний кофей его ненаглядная сеструха. Он сделал вид, что все отлично и полез в шкафчик за любимой кружкой, зазвонил телефон, Иван резко развернулся и жутко треснулся головой о дверку. Алена со всей строгостью уставилась на брата, видимо, собираясь провести лекцию на тему: "Алкоголизм сегодня, завтра, послезавтра" (она это дело у него любила), но её лицо внезапно вытянулось, а глаза стали о-о-очень большими и выразительными, будто ее посадили на раскаленную сковородку. Наконец она выдавила:

— Ты что на меня обиделся?

Тут настала очередь Ивана офигеть:

— За что?

— Ну, за то, что я ночью тебя обозвала, я же просто очень разозлилась, а ты…

— Что я?

— Дразнишься, вона как побрился, да еще и причеху такую забабахал… — грустно изрекла Елена.

— Да о чем ты? — изумился парень, — в моем состоянии бриться это же смерти подобно, а на голове у меня художественный беспорядок в стиле: "Я у мамы дурачок".

— Угу…и к зеркалу ты не подходил.

— Нет!

— Тогда сходи — есть на что посмотреть.

Иван решил, что Лена прикалывается, но все-таки пошел в прихожку к зеркалу…вот уж действительно — чем меньше знаешь, крепче спишь…Увиденное, так поразило парня, что даже похмельный синдром ушел на второе место.

Отражение издевательски пялилось на него, выставив напоказ аккуратную козлиную бородку, да и волосы на голове действительно приняли какую- то странную форму.

В похмельной голове шустро заворочались мыслишки: "КТО!!!? КТО ЭТО СДЕЛАЛ???!!! УБЬЮ!!!"

Он побежал в ванную и стал пытаться оторвать куцую бороденку, но, как, ни старался ничего у него не получилось. Обхватив свою многострадальную голову, он как ошпаренный выскочил из ванной и понесся к себе в комнату, где зарылся разгоряченным лицом в подушку. Голова немилосердно болела, но не похмельной болью, а тут еще и стопы начала подкручивать легкая судорога.

— Что? Хреново? — раздался напряженный голос Лены.

— А ты как думаешь?

— А нечего набираться до поросячьего визга.

— У тебя забыл спросить, что мне делать…

— Вот именно!

— Лен, ну я ж серьезно…худо мне… — промямлил Иван уткнувшись в подушку

— Похмелье дружок, похмелье…

— Ну что ты как маленькая! Похмелье, похмелье! Говорю тебе это не то.

В знак примирения Лена положила руку брату на голову и тут же с визгом отскочила.

Иван подорвался с лежбища и встревожено уставился на сестру, которая скакала по комнате и трясла рукой.