Не пей вина, Гертруда
Шрифт:
– Не хочу. Правда не хочу, Жень. Надену что-нибудь из того, что есть.
– Ну, ладно… А прическа? Ты хоть в салон сходи, прихороши себя как-то! А то ходишь… лахудра лахудрой. Господи, Ладка, да я бы на твоем месте…
– Жень! Не начинай, а? Лучше скажи, как у тебя дела.
– Да какие мои дела, господи… Сама ведь все знаешь… Бьюсь об эту жизнь как рыба об лед, толку нет никакого. Мне иногда кажется, будто эта самая жизнь распадается в моих руках как ветхая тряпица, а я ее иголкой сшиваю, сшиваю… Она рядом со швом опять распадается, и я снова сшиваю… Валерка меня достал
– А как так получилось, Жень?
– Да все просто, будто ты сама не знаешь! Мы ведь с его матерью жили, помнишь? Разве с этим алкоголиком свое жилье можно было купить? А мама взяла и дарственную на квартиру на сына оформила… Вот и получается, что он полноценным собственником после ее смерти стал. А мы с Аськой вроде как сбоку припека. И не выгонишь его, сама понимаешь.
– Да, жалко Валеру… Такой парень хороший был! Я видела его недавно, так постарел… Весь какой-то припыленный, заскорузлый.
– Где это ты его видела недавно?
– Да на кладбище же! Забыла?
– А… Ну да.
– Ладно, Ладка, давай не будем о грустном. Давай лучше о твоем юбилее поговорим. Где будете праздновать, решили уже?
– Яков сказал, что в «Маргарите», в банкетном зале.
– Ух ты, в «Маргарите»! Там все красиво так! Дорого-богато. Надо ведь и мне соответствовать как-то… Может, дашь мне какое-нибудь свое платьице, а?
– Господи, да выбирай любое… Жалко, что ли.
– И правда не жалко?
– Ничуть.
– Ладка, ну что за настроение опять у тебя? Почему глаза такие потухшие? Мне кажется, я больше перед твоим юбилеем волнуюсь, чем ты!
– Да я вообще не хотела никакого торжества, Жень… Это Яков настоял. Уже и гостей позвал каких-то… Ему ведь наплевать, что это мой юбилей, ему просто повод нужен, чтобы с деловыми людьми в расслабленной обстановке встретиться. Чтобы дела свои обсудить.
– А тебя это обижает, да?
– Нет, не обижает. Мне вообще все равно, Жень.
– Ой, Ладка, Ладка… С жиру ты бесишься, мать, вот что я тебе скажу… Заладила это свое «все равно», палкой его из тебя не выбьешь. С жиру ты бесишься, с жиру!
– Разве я бешусь? Я говорю, что мне все равно. Вообще никаких эмоций выдать не могу, вот в чем дело. Наверное, беситься легче бы было. А так…
– Да почему же все так, Лад?
– Не знаю… Пусто как-то внутри, будто вся жизнь мимо меня проходит, а я в ней не участвую, просто наблюдаю со стороны.
– Ну, я ж говорю, с жиру бесишься… Вот я бы так-то понаблюдала свою жизнь, не отказалась бы, к примеру! На одну свою бухгалтерскую зарплату живу, мне и думать некогда, как моя жизнь проходит. Хотя чего там… Хреново она проходит… В суете вечной, в добывании куска хлеба на каждый день. Достала уже эта суета, в печенках сидит!
– Так и у меня в суете жизнь проходит, Жень. Каждый день в суете.
– Ну, твоя суета и моя суета – это две большие разницы, как говорится.
– Да ну… Практически
– Так скажи Якову, что не хочешь больше работать, хочешь дома сидеть! И не будет больше у тебя никакой суеты, будут тишина и покой! По крайней мере, у тебя выбор есть!
– Да я уж говорила, что не хочу работать…
– А он что?
– Да что он… Все равно мне замены пока нет. Очень трудно найти хорошего управляющего, чтоб ему можно было полностью магазин доверить. Яков в таких делах всегда осторожничает, боится чужака в дело пустить.
– Ой, так пусть на твое место мою Аську возьмет, она ж не чужая! А что, она справится, я думаю… Девка деловая, серьезная, о карьере мечтает. А тут раз – и в дамки!
– Да, Ася у тебя такая, очень серьезная, ответственная…
– А то! Возьми Аську, не прогадаешь!
– Что значит – возьми? Это ж не я решаю, Жень.
– Так поговори с Яковом, он тебе не откажет! Замолви словечко!
– Хорошо, я поговорю. Потом, после юбилея.
– Да нет, что ты! Лучше сейчас поговорить! Ты ж вроде как именинница, твою просьбу грех не исполнить! Что для любимой жены не сделаешь!
– Да плевать ему на то, что я именинница, Жень. По-моему, ты преувеличиваешь Яшины ко мне чувства. Да и нет у него каких-то там чувств, отродясь не было. Он человек безэмоциональный и бесчувственный, вот в чем дело.
– Ну да, он такой… Деловой, жесткий. Если б таким не был, не выстоял бы. Да ты только вспомни, Ладка, как на него бандиты наезжали в девяностые! Ты ж сама мне рассказывала, помнишь? И он как-то со всеми договаривался, на стрелки ходил, крутился как жареный карась на сковородке. Откуда у него при такой жизни сантименты возьмутся, скажи? Он же их задавил на корню, да и правильно сделал! Иначе бы не устоял…
– Ты так его защищаешь, Жень, будто он твой муж, а не мой… – с грустной улыбкой произнесла Лада. – Странно даже, почему ты его так защищаешь.
– А чего тут странного? Я просто тебе завидую, вот и все. Белой завистью завидую. Хотя, говорят, белой зависти не бывает в природе… Зависть – она и в Африке зависть.
– Нечему завидовать, Жень… Нечему…
– Да ладно! Опять начала хныкать и ныть! Не самый плохой у тебя муж, перестань! Пусть жесткий, пусть бесчувственный, но не самый плохой! Главное, он тебя ценит и любит!
– Ну уж… любит. Вот в этом я как раз глубоко сомневаюсь, Жень.
– Почему? Я всегда считала, что он тебя очень любит… А чего бы тогда он на тебе женился, скажи? Не просто ведь так? Ты ж ему понравилась, правда? Ты ж такая хорошенькая в молодости была, загляденье просто! Вся розово-кудрявая, с яркими синими глазками, с конопушками, с ямочками на щечках! И куда что подевалось, а жаль…
– В годы все ушло, Женька, куда ж еще. Не забывай, что мне пятьдесят будет.
– Подумаешь, пятьдесят! Да сейчас многие бабы в пятьдесят лучше выглядят, чем в двадцать! Те, которые не ноют, конечно, да с кислой рожей не ходят. Вот и получается – сама виновата, что годы всю твою красоту забрали, а вовсе не Яков твой виноват! Он тебя честно любил, честно женился на тебе, все тебе дал… Как сестре твоей помог! Да и вообще…