Не плачь по мне, Аргентина
Шрифт:
Краем глаза Таманский увидел, что лежащего рядом парня перевернули и куда-то поволокли. Костя повернул голову. И, несмотря на окровавленную маску, узнал этого человека. Индеец, подвозивший их…
Неподалеку заработал двигатель. Включились фары. Офицер ударил Таманского по щеке:
– Смотреть сюда! Ты марксист?! Ты коммунист?!
– Я гражданин Советского Союза! Отведите меня к коменданту. У меня важная информация.
– Молчать! Долбаный марксист! – Офицер снова отвесил Таманскому пощечину. Почему-то эти удары, не
Костя видел, что избитого до полусмерти индейца поставили на колени в освещенном фарами кругу.
– Ты его знаешь?! – орал офицер. – Отвечай! Ты его знаешь?! Кто это? Марксист?!
– Я не знаю его! – закричал Таманский. – Я не знаю его! Я заблудился! У меня важная информация! Это не мой пистолет! Я гражданин Советского Союза!
Горло перехватило, Костя почувствовал, как слезы потекли по его лицу.
– Я гражданин… Советского Союза!
Офицер посмотрел на Таманского со смесью презрения и отвращения. Потом рывком поднялся и махнул кому-то рукой.
В тот же миг машина, освещавшая стоявшего на коленях индейца, взревела мотором и дернулась вперед. Хромированная, сверкающая в свете фар решетка ударила человека, подмяла под себя. Под колесами автомобиля омерзительно захрустело. Раздался резкий чавкающий звук, будто лопнул мешок с чем-то жидким и вязким. Костя изогнулся в рвотной конвульсии, жалея только, что не получается наблевать на сверкающие лакированные ботинки того офицера, и завалился на бок.
Его подхватили крепкие руки солдат. Подняли на ноги. Какой-то расторопный молодец пару раз ударил его в солнечное сплетение. После чего Таманского, начисто лишенного возможности дышать, бросили на заднее сиденье джипа.
76
Таманский открыл глаза.
Первым, что он увидел, был крупный коричневый таракан, который полз в нескольких сантиметрах от его лица. Некоторое время Таманский тупо рассматривал насекомое, не осознавая, где находится и что делает. Чувства медленно возвращались к нему. Вместе с чувствами вернулась и боль.
Таманский застонал и попытался встать.
Каменный пол, на котором он лежал, был влажным. Одежда отсырела. Все тело била мелкая колючая дрожь.
Костя приподнялся на четвереньки и застонал от боли. От долгого лежания на холодном полу суставы как будто одеревенели. Тело едва слушалось.
После нескольких попыток Таманский, шатаясь, поднялся на ноги и огляделся.
Все камеры так или иначе похожи друг на друга. Нары. Вонючая дыра в полу. Маленькое окошко где-то под потолком. И сырость.
Костя находился в городской тюрьме. В относительно мягких условиях. По крайней мере, в одиночной камере он был один. И городская тюрьма более подходила для заключения, чем стадион или техническая школа, где люди задыхались в узеньких клетушках.
Таманский постарался припомнить
Костя находился в тюрьме несколько дней. Он уже плохо различал день и ночь. Исхудал. Тело постоянно болело от побоев.
Иногда к нему в камеру заходили люди, говорившие по-испански, и чего-то требовали от него. Не получая ответа на свои вопросы, они били Таманского резиновыми дубинками, бросали на пол тарелки с какими-то объедками и уходили.
На все вопросы Таманский твердил одно: «Я советский гражданин. Я требую встречи с консулом. Я советский гражданин…»
Его не понимали.
Костя добрался до нар, сел, потом откинулся на спину. Тут было хотя бы не так сыро.
Сколько он провалялся в полубессознательном состоянии, сказать было трудно. В этом месте время не имело никакого значения.
Наконец загремел замок. Железная дверь распахнулась. И Таманский сжался в комок, понимая, что сейчас будет.
– Я советский гражданин… – шептал он, как заклинание. – Я советский гражданин…
– Господин Таманский? – услышал он английскую речь.
– Да? – ответил Костя, не разжимаясь.
– Меня зовут Хуан Фернандес. Я начальник тюрьмы. Хотите мне что-то сказать?
– Я требую встречи с консулом.
– Все так говорят. Сначала попадают к нам, а потом требуют консула… Не находите, что это смешно?
Таманский покачал головой.
– Вы говорили при задержании, что имеете информацию. Я готов вас выслушать.
– Эта информация касается, – Костя поднял голову и посмотрел на вошедших людей, – касается людей из правительства. Я передам эту информацию только людям из правительства. Я советский гражданин. Я требую встречи с консулом.
– Тут нет другого правительства, кроме меня. – Фернандес улыбнулся. Ухмылочка получилась жесткой, злой. – Но все-таки скажите, господин Таманский, какого рода эта информация?
– Монтонерос. Подполье. Террористы.
Стоявший рядом с директором тюрьмы человек дернул желваками и покосился на Фернандеса. Тот, в свою очередь, произнес пару слов на испанском.
– Передайте эти данные мне, и я передам их дальше. Обещаю, они дойдут до адресата. А ваша участь будет значительно облегчена.
– Нет.
– Вас перестанут бить.
– Нет. Я вам не верю. Меня задержали незаконно, – гнул свою линию Таманский.
– Вы шпион, Таманский. – Фернандес снова улыбнулся. – К шпионам у нас в Аргентине относятся очень плохо. Завтра вас переведут в другое место, которое очень не похоже на эти гостеприимные стены.
– Я требую встречи с консулом. Я не шпион. Я журналист.
В камеру вошли люди, которых Костя знал в лицо. Он сжался, закрыл голову руками и закричал.
Сознание Таманский потерял не сразу. Его еще некоторое время топтали ногами.