Не подарочки для полковника. Воронцовы
Шрифт:
— Георгий Павлович, не надо было отправлять Воронцова в гущу событий! Вы же знали, он мажор, папенькин сынок, — говорит второй мужик, тоже в кителе.
— Егоров, не хочу это слышать!
— Вы видели, на какой машине Миша сегодня к управлению подкатил? Говорят миллионов под сто!
— Да, хоть за двести! Тебе-то что? Все знают, что он не наворовал! Воронцов — хороший малый. Ну не повезло парню — с чистой совестью и гипер ответственностью за людей родился в семье богача!
Неужели эти незнакомые
— Эй! — зову их, но они делают вид, что не слышат.
Поворачиваю голову на цокот каблучков. Мужики из палаты исчезают, зато появляется молодая женщина в белом обтягивающем халатике.
Во все глаза гляжу на незнакомку. У нее длинные светлые косы и голубые глаза цвета чистого неба. Губы, словно, вишенки.
Она ставит мне на тумбу вазу с букетом васильков.
— Привет! — обозначаю себя.
— Вы? — подскакивает от неожиданности.
— Как бы да, я здесь лежу! — улыбаюсь.
Девушка нервно смотрит на топорщащееся, там, где не следует, одеяло, прокашливается и отчитывает меня:
— Рядовой Воронцов, — почему сразу не пришли в медпункт, как только получили травму?
— Милая девушка, я не знал, что вы здесь врачуете. Иначе прискакал бы на одной ноге! Или того раньше, заштопать душу.
Красавица покрывается алыми пятнами, и грудным голосом произносит:
— Я не девушка, а Серафима. Ваш новый врач!
— А Егорыч куда делся? — спрашиваю, уподобляясь тупому барану.
— Не вашего ума дело! Понятно? — замечая мой сверлящий взгляд, застегивает последнюю пуговку на халате. Наивная, надеется, что не рассмотрю ее обалденные коленки. А я уже, успел. Вот и топорщится одеяло там, где не следует.
— Поворачивайте, снимайте трусы!
— Так сразу?! — я обескуражен.
— Хам!! Вот пожалуюсь вашему начальству, — голубые глазищи становятся ледяными.
— Серафима, пожалуйста, не надо. Пожалейте меня, я же травмированный. Видимо, голову тоже повредил, — для приличия стучу по голове.
Девушка склоняется надо мной. И я могу рассмотреть ее лицо подробнее, а еще понюхать. Что я и делаю. Нюхаю ложбинку, закатываю демонстративно глаза.
Блин! Какая же она обалденная! Если станет моей, тогда не надо будет бегать в увольнительные, искать девчонок на стороне.
— Достал ты меня! — Фима мастерски поворачивает меня мордой к стене, сдергивает с меня трусы и тут же одним хлопком вгоняет мне в ягодичную мышцу огромную иглу.
— Щиплет! — пищу как подросток.
А она хохочет. И смех у нее сногсшибательный, грудной, женский, манящий. Давит на мое мужское естество так, что я снова радуюсь, что накрыт одеялом.
— Спите! — приказывает мне женщина, даже не позволяя повернуться к ней, чтобы насладиться ее красивым лицом, коленками, изящными линиями бедер.
—
— Позёр! — усмехается Фима. — Мальчишка, ты даже не знаешь, о чем говоришь!
Девушка поворачивается ко мне спиной и уходит.
А я впервые за месяц по-настоящему радуюсь, что не отмазался от армии, как предлагали сестры.
Если бы я не пошел служить, не оказался от теплого местечка под Москвой, не отправился в Сибирь, не повредил ногу на учениях, то не встретил бы её — Серафиму.
Девушку с глазами цвета неба.
Глава 16
Полина
Приезжаем с Лешкой в торговый центр. Уже на парковке понимаю, что погорячилась, одев кожаные шорты. Я единственная и неповторимая, осмелившаяся в начале «раздеться». Тридцатидвухлетняя женщина в кощунственном наряде!
Стыдно!
Почему мне должно быть стыдно? Я не замужем, шорты куплены на собственные деньги, и я никому ничего не должна. К тому же весеннее солнце располагает к любви и хорошему настроению.
В зоне фудкорта выбираем кафешку.
— Бургеры или нормальная еда? — интересуюсь у мальчишки.
— Странная ты, бургеры — и есть нормальная еда, — поправляет меня.
— Лёш, я тебя умоляю! — театрально закатываю глаза. — Ладно, уговорил! — Заказываю жареную картошку и бургеры.
Я и фастфуд — уму непостижимо!
Похоже, это было в прошлой жизни.
Что я полюблю в новой жизни, пока точно не знаю. Нужно пробовать всё подряд.
Гулять, так гулять.
Жить, так на полную катушку.
Любить, так любить…
А вот кого?..
Информация уже наклевывается, но пока не хочу верить.
Может, отпустить себя, разрешить роман с соседом? Всё равно на большее он не годится. А так чего добру-то пропадать?
Несемейный человек, сразу видно. Для семьи не годится. Возиться с ним никто не будет.
Воспитывать взрослого мужика — такое себе удовольствие, даже для самой терпеливой женщины на свете.
А вот пуститься с ним во все тяжкие, заняв место его постоянной любовницы, я бы согласилась. При одном условии — предложение должно поступить от него!
Любовница полковника! — хорошо звучит. Высокий полет мысли, — одобряю сама себя и улыбаюсь как девчонка.
Смеюсь над собой, а самой хочется разреветься. Больно же на душе…
Должно быть больно, но отчего-то мне хорошо и легко. Ни угрызений совести, ни вины.
Если раньше я считала, что женщина — это жена, мать. И она не имеет права порочить себя громким званием «любовница», то сейчас в моем мозгу что-то сломалось.
Самое страшное — я не хочу это менять! Мне нравится.