Не погаси огонь...
Шрифт:
– Утверждают, ваше высокопревосходительство, что нужно заставить работать и лодырей. Некоторые мужики привыкли триста дней в году отлеживаться на печи.
– Ну, эти пусть пеняют на себя, казна содержать их не будет. И все же как вы думаете: утвердится новое землепользование или надо вернуться к общине и умиротворить этих? – Столыпин кивнул в сторону зала.
– Нет, ваше высокопревосходительство, возврат к прошлому невозможен, старой милой деревни больше не существует. Не удастся с реформой – мужик снова возьмется за вилы!
Голос Максимилиана Ивановича звучал убежденно.
– Спасибо. А неурожай, ну и что? На Руси извечно так: один год –
Но даже больше, чем любимое детище – аграрная реформа, занимало мысли министра то, что предстало сейчас взору в образе знамен угрюмого бесчисленного войска, охватывающего Петербург, всю Россию осадным кольцом: будто не чадили механические и металлические заводы, а шла баталия и вот-вот ветер из-за Невы донесет эхо разрывов. Однажды Столыпин посетил эллинги Адмиралтейского завода. Не новейшие из Германии клепальные аппараты, не английское судовое оборудование, его поразили обнаженные, блестевшие на солнце черные тела рабочих. Их руки. Таких огромных рук, бугрящихся стальными мускулами, он никогда прежде не видел. Страшные руки…
– Максимилиан Иванович, как вам конечно же известно, снова зашевелились фабричные. Странно… В промышленности дела пошли в гору – вон как заводы чадят! Всюду нужны работники, не до увольнений теперь. А – бастуют, устраивают стачки! На днях доставили мне из департаментской библиотеки нелегальное издание социал-демократов, «Рабочую газету». Пишут: пролетариат, все эти годы отступавший, теперь собирается с силами и начинает переходить в наступление. И такая фраза: «Русский народ просыпается к новой борьбе, идет навстречу новой революции». Что им надо?
– Надо то же самое, что и в пятом году, – отозвался Трусевич. – Дело не только в хлебе насущном. Им не угодно все государственное устройство российское: государь и мы с вами в первую очередь. И коноводы всех антиправительственных действий, как и в пятом году, – социал-демократы, большевики.
– Да ведь разгромили же, раздавили их комитеты и ячейки!
– Ой ли… – с сомнением покачал головой сенатор. – Хоть я и устранился от дел департамента, а слежу. Эти забастовки в Питере и Москве, в Одессе, Харькове и Варшаве… И эту самую «Рабочую газету» видел. А тут, читал в ней, даже замыслена всероссийская социал-демократическая конференция. А чем лучше нее «Звезда», кою вы сами, ваше высокопревосходительство, разрешили издавать легально? Те же большевистские идеи, только слегка закамуфлированные.
– «Звезда» – официально – орган думской фракции. Но я и ее выпуск ныне приостановил.
– А сколько зловредных марксистских идей она уже успела посеять! По тону статей, по стилю, хоть не подписаны, а угадываю – перу Ульянова-Ленина принадлежат и его сподвижников. Куда же опасней, ваше высокопревосходительство?
Столыпин с интересом оглядел Трусевича.
– Чувствую: душа ваша осталась в департаменте полиции, дорогой Максимилиан Иванович. Глубоко сожалею, что вынужден был отпустить вас… Да, о подготовке к их конференции мне докладывали. Даже каких-то своих уполномоченных Ленин из Парижа сюда направил. Но ваш преемник Зуев и генерал Курлов полагают, что с конференцией у них ничего не получится.
– Ой ли… – снова качнул головой Трусевич. – Их-то самих, социал-демократов, особенно большевиков-ленинцев, после всех наших ликвидаций осталась действительно горстка. Но опираются они на работный люд, на фабричное сословие. А этих-то, – он повел рукой в сторону чадящих труб, – тысячи и сотни тысяч.
– Что же предпринять, уважаемый Максимилиан Иванович? Чем отвратить их от
Казенная винная торговля значилась в российской росписи доходов под рубрикой «правительственные регалии» в одном ряду с почтой, телеграфом и телефоном и давала казне самый крупный косвенный доход, превышающий все остальные, вместе взятые. Но сейчас премьер думал не о доходах: может быть, наоборот, снизить цену, чтобы больше пили?
– Весьма полезно, – согласился Трусевич. – Пьяный гулять пойдет, или спать, или опять в шинок – к революционерам в ячейку не пойдет. Но первым делом, позволю посоветовать, ваше высокопревосходительство, – усильте личный состав жандармского корпуса и полиции.
Да, в корпусе и полиции – его, Столыпина, сила и власть!
– Благодарю за совет. Чиновников – сотни, откровенно же – ни с кем. Все докладывают «в видах правительства», а не о том, что на самом деле… И ни одной своей идеи, – он тяжело вздохнул.
За балконной дверью председательствующий, помахивая колокольчиком, приглашал сенаторов и министров занять свои места.
Столыпин обвел взглядом площадь. Они выстроились вон там, у Медного Всадника боевой колонной, обращенной лицом к Адмиралтейству, тылом – к Сенату… На что они рассчитывали?.. Вон оттуда, со стороны Дворцовой площади, прискакал граф Милорадович, генерал-губернатор. А вон там, у Фальконе, армейский поручик Петр Каховский выстрелил в него. Неистов был. Выбран Тайным обществом для цареубийства. Возмечтал войти в историю. Кончил с петлей на шее на Кронверкском валу. Та петля – предтеча его, Столыпина, «галстуков», и тот бунт породил корпус жандармов, а впоследствии и департамент полиции. Вот как получается в истории… «С Петра начинается революция в России, которая продолжается и до сего дня…» Будто ныне изречено… Да, надо бы снизить цену на водку. Коковцов, конечно, воспротивится: упадут доходы казны. Но с министром финансов Петр Аркадьевич договорится – Владимир Николаевич не перечит премьеру. Значит: водка – и пополнение в корпус и полицию. Частично за счет, особого министерского фонда, а остальное из казны. Раскошелятся.
Ветер усилился. Весы в руке Фемиды скрипели. Сколько доставало взору, над противоположным берегом Невы клубились дымы. Поле битвы, куда надо бросать все новые и новые силы. Жандармский корпус, полиция и вино – вот его преторианская гвардия.
– Благодарю еще раз, Максимилиан Иванович, – сказал Столыпин, поворачивая дверную ручку.
– Позвольте, ваше высокопревосходительство, дать вам совет, – понизив голос, проговорил Трусевич. – Опасайтесь своего заместителя – генерала Курлова.
Осветить наиболее вероятную цель поездки, предполагаемый маршрут, подлинную фамилию Серго.
3-го августа. Среда
Погода начала поправляться и днем совсем прояснилось. До завтрака принял Столыпина, а в 2 1/2 в Большом дворце – китайцев, приехавших для переговоров о торговом договоре 1881 г.
Принял еще несколько лиц дома и около 4 час. наконец урвался на «Гатчинке» в море.
После чая занимался и успел покататься на байдарке. Вечером читал Аликс вслух.