Не покидай
Шрифт:
– А принцам необязательно ходить в черном и чахнуть от тоски! Мы с вами дружили в детстве, Ваше Высочество! Вы вечно крутились около отца моего - Жан-Жака-Веснушки…
Патрик всматривался в него:
– Я вспомнил. Думаете, сию минуту? А вот и нет - раньше! Когда мы с Марселлой, - он накрыл ее руку своей, - ваш кукольный театр прятали…
А снаружи продолжали старательно горланить песню о путанице:
Мужик, закончив зимний сев,
На шляпу голову надев,
Поплелся на пирушку.
В кругу заплаканных кутил
Он,
И в пиво налил кружку!
Трактирщика оттеснили от его собственной стойки зрители кукольного театра - Марта развернула его именно там. Трактирщик тянулся разглядеть что-нибудь за их спинами, когда к нему прицепился Пенапью:
– Сударь, ну признайтесь: стыдно вам за давешнее? За тот завтрак, каким вы нас угощали?
– Не докучайте, господин хороший, некогда мне! Вы - народ пришлый… вас забрали и выпустили. А нам тут жить!
– Вы как-то странно выразились: будто жизнь - это тюрьма! И если ты не узник, то стражник…
– Да, да!
– гаркнул хозяин таверны.
– Это не мною заведено!
– Патрик!
– страдальчески воскликнул Пенапью.
– Патрик, послушайте, что говорит этот человек. Если он прав… я не знаю… тогда жить - никакого удовольствия, надо все переделывать!
А упорная песенка завершалась так:
Эх, не пришлось попировать:
Подвыпивший бродяга
По кулаку зубами - хвать!
И помер наш бедняга.
Ему могилу принесли,
Он встал живой из-под земли,
Отпел отца святого
И в пляс пустился снова!
( Стихи немецких вагантов XI-XII веков в переводах Льва Гинзбурга )
38.
Дубовый зал. Задохнувшись, вошла сюда Альбина:
– Они вернулись! Вернулись… только, наверно, они сверху войдут…
Патрик и четверо друзей его действительно появились на галерее. И сразу - к столику с голубой розой. Марселла убедилась, что ее "крестница" в порядке, и они с Патриком понимающе улыбнулись друг другу.
– Патрик!
– крикнула Альбина.
– Ты только учти: у этого типа есть оружие!
– Не смешите людей, принцесса, - и видом, и тоном Канцлер показал, что неразумно принимать ее слова всерьез.
– Пугач у меня, игрушка… И кто собирается палить, в кого и зачем? Тем более что наш Патрик одет сегодня в броню фантастического везения: ему возвращен голос!
– И не только!
– напомнила Альбина.
– Еще и титул!
– Тем более. Голос - это, допустим, по воле Провидения, оно свои поступки не объясняет. Но есть и еще загадка: одновременно на всех присутствующих напала безудержная, неуправляемая, болтливая откровенность! С языков слетали вещи, опечатанные сургучами строжайшей тайны на протяжении шестнадцати лет! Ваше мнение, милый Патрик: где тут зарыта собака? Знаю, знаю: вы желали бы отделаться от меня, чтобы отпраздновать ваши удачи плюс незаконное освобождение этих актеров…
– Незаконное?!- не выдержал принц Пенапью.
– Да что ж у вас за законы такие?
–
Патрик не уклонялся, он принял вызов:
– А я думаю, многие заговорят в этом духе теперь. И ответить придется вам.… За Остров Берцовой Кости, к примеру. За погубленных там и за тех, кто живы еще… И за тех, кто внизу.
– Я знаю, знаю эту точку зрения, - Канцлер реагировал на эти слова, как на давно докучающего комара.
– Я и сам был когда-то романтиком, но я не о том спрашивал…
– Но голос возвращен мне, и трачу я его по своему усмотрению! Слухи идут, что вы готовите какой-то чудовищный новый закон - против воспоминаний… А стране как раз обратный закон нужен: закон против короткой памяти! Чтоб та "Берцовая Кость" во все двери стучала, чтоб кожу царапала, глаза колола! Закон, который запретит пирующим, румяным, разомлевшим у своих очагов забывать тех, кому живется, как голым на морозе!
Была пауза. Канцлер пожевал ртом, затем раздраженно вскинул голову:
– Это все? Или будет еще стишок на эту тему? Вопрос был один: как, почему, каким пробочником вас раскупорило сегодня? Всех сразу?!
Никто не ожидал, что в такую беседу посмеет вступить Марселла. И вот, представьте себе, - вступила:
– А я тоже не пойму: почему на вас-то не действует Роза? Она на всех действует, даже на очень плохих людей!
– А при чем тут цветок?
– не понял и оттого еще более занервничал Канцлер.
– Это вы про запах? У меня насморк, как вы заметили… Я и без насморка несимпатичен вам, а у меня еще и он!
– Как, бишь, его зовут - аллигаторский?
– подал король Крадус уже обычную для себя реплику (Оттилия - та просто ждала ее!)
– А-а, ну ясно… - Марселла как бы приглашала всех посмеяться над этим недоразумением: насморк мешает чуду, волшебству!
– А дело-то все в ней, - видите, она голубая…
Канцлер отказывался понимать: да хоть фиолетовая - что это объясняет?
Патрик сказал, - не столько ему, сколько всем остальным:
– Нет. Не фиолетовая. А именно эта, одна-единственная. Она была почти трухой - а вот у этой девушки ожила…
Взяв Розу и неотрывно глядя на нее, Марселла спускалась с ней по ступенькам:
Эта Роза моя - откровенности муза!
Кто вдохнул горьковатый ее аромат, -
Цепи лжи упадут с того ржавой обузой,
Вдохновением правды тот будет объят!
Против выгод своих и себе же на диво,
Словно Богу подробный давая отчет,
Все, что было и есть, он признает правдиво,
И ни капли вранья с языка не стечет.
( Стихи Георгия Полонского )