Не поле перейти
Шрифт:
БРАТЬЯ
На медных рудниках в скалах диких Кордильер, в пустыне Атакаме и Сантьяго, на Огненной Земле и в обширных районах Патагонии - всюду, где довелось побывать, с удивительной теплотой и любовью встречали чилийцы советских людей.
На самом юге Латиноамериканского материка в центре провинции Магальянес - Пунта-Аренасе шло городское собрание коммунистов и тех, кто помогал им в избирательной кампании.
В собрании участвовало человек двести. Оно было торжественным, праздничным. Вместе с Франсиско Колоане и переводчиком мы приехали в город, когда собрание уже началось.
И вот тут-то и произошло совершенно невообразимое. Зал гремел от аплодисментов и здравиц в честь Советского Союза. Со всех сторон неслись возгласы, в которых отчетливо выделялись слова "совьетико" и "коммуниста". Зал рукоплескал стоя.
Откровенно говоря, я растерялся. Надо было както унять эту бурю. И тут в голову пришла мысль, на которой хотелось бы остановиться. За рубежами нашей родины бывают тысячи и тысячи советских людей. Многие потом делятся впечатлениями, выступая в печати, по радио, телевидению. И о том, как их встречали, либо совсем не говорят, либо скороговоркой сообщают о теплых улыбках и рукопожатиях, торопясь при этом заверить, что вся теплота относилась не лично к ним, а к нашей стране.
Подобной оговорки можно бы и не делать за абсолютной очевидностью этой истины. Тем не менее люди словно стесняются рассказывать, как их встречали. А мы ведь знаем, как встречают, например, в той же Латинской Америке представителей США. Не очень тепло встречают. В лучшем случае безразлично. И это тоже характеризует отношение не к даннохму гражданину, а к строю его страны. Так пусть они стесняются сообщать о своих встречах за рубежом.
Когда на собрании в Пунта-Аренасе я лихорадочно думал о том, как остановить шквал приветствий, и пришла в голову эта мысль: "А зачем? Почему надо мешать людям выразить свою любовь к нашей родине, к народам нашей страны, к нашему образу жизни?
Нет, пусть бушует зал". И еще долго не умолкали приветственные возгласы и рукоплескания. А когда собрание кончилось, трудно было уйти. Просто физически не отпускали. Задавали вопросы, жали руки, дружески хлопали по плечу. Или просто смотрели.
Это ведь тоже немало. Я видел их глаза. Так смотрят родные.
Но может быть, это не показатель отношения к нам чилийцев? Это ведь было собрание только коммунистов и им сочувствующих. Нет, показатель. Я изъездил немало чилийских городов и сел, встречался с самыми различными людьми и повсюду видел восторженное к нам отношение. Только выражалось оно по-разному.
В Сантьяго я присутствовал на собрании чилийских писателей. В нем принимали участие итальянский писатель Карл Леви, боливийский писатель Нестор Табоада Теран, испанский - Состре и другие. Гостей представили собравшимся. Как и положено в приличном обществе, их приветствовали аплодисментами. Не буду упирать на то, что советского представителя встретили с особой теплотой. Но я обратил внимание на рыжего человека, сидевшего поблизости от меня.
Он
Первую речь произнес президент общества писателей Чили Луис Мерино Рейес. Когда он заявил, что абсолютно подавляющее число населения поддерживает правительство Народного единства, рыжий человек громко выкрикнул: "Это ложь!" И потом, на протяжении почти всей речи Рейеса, он бросал реплики, вызывающие возмущение собравшихся, требуя немедленно предоставить ему слово. И когда в ответ на заявление Рейеса, что слова тот не получит, зал одобрителыю загудел, рыжий вскочил, закричав: "А я все равно буду говорить".
Командовать ему не дали. Первым бросился к нему романист и исследователь чилийского фольклора Диего Муньес, а за ним еще несколько человек.
Рыжий отчаянно сопротивлялся, но под крики всего зала "вывести" его вытолкали за дверь, а потом и вовсе вышвырнули на улицу. Собрание спокойно продолжалось. Когда оно закончилось, ко мне подошло несколько человек. Поэтесса Мария Христиана Менарес сказала:
– Извините, пожалуйста, за этот инцидент, он нам очень неприятен.
Кто-то из иностранных писателей заметил:
– А все-таки зря не дали ему высказаться. Ведь явно все собрание простив него. Ну, и пусть освистанным сошел бы с трибуны и не смог бы кричать потом, что нарушена демократия.
– Нет, нельзя было давать ему слова, - решительно возразила поэтесса, Вы правы, что все собрание против него. И не желает его слушать. А он решил силой заставить нас подчиниться ему. Вот это вы считаете демократией?
Ее оппонент молчал.
– Нет, - вновь заговорила она горячо.
– Мы хорошо знаем, о чем он будет говорить. Он выступает не только против единства, но и против всего прогрессивного, что сейчас проводится в стране. Так вот, демократия по-нашему - заглушить голос реакции. Подлинная демократия - это подчинение большинству.
Поэтессу поддержали все стоявшие рядом.
– И, знаете, - как бы доверительно сказала сн-ч, - в этом инциденте есть еще одна сторона, может Оыть, главная. Этот тип еще и ярый антисоветчик, И мы не желаем заставлять советского человека слушать клевету на Советский Союз.
К нам подошло еще несколько человек, и спор продолжался. Вернее, это был уже не спор, а беседа единомышленников. Писатели говорили о том, что реакционные силы, не желая мириться с новым строем, ведут а гаку против всех мероприятий правительства и что пера положить этому конец.
Один из участников беседы заметил:
– А что касается Советского Союза, то я вполне согласен с Марией. Любсй реакционер, выстутющий против нового строя, неизменно оказывается и антисоветчиком. И, напротив, всякий антисоветчик рано или поздно проявляет себя как противник Народного единства. Поэтому мы не видим между ними разницы.
И как ни парадоксально, но действия реакции еще более укрепляют нашу любовь к Советскому Союзу.
О том, как чилийцы относятся к нам, могу судить по личным впечатлениям. Я не встретил в Чили уголка, где бы любовь к Советскому Союзу не проявлялась. Порой она принимала самые неожиданные и трогательные формы.