Не померкнет никогда
Шрифт:
Потом участники дивизионных и бригадных собраний отчитывались у себя во взводах, батареях, передавая всем бойцам то, что услышали от командарма и других старших начальников. Генерал Петров заботился, чтобы в каждом подразделении кто-то рассказал о боевых заслугах командира дивизии, полка, своего батальона, чтобы красноармейцы из пополнения обязательно знали, как сражались и за что имеют награды ветераны.
Делегатские собрания и работа, проведенная в частях в связи с ними, морально подготавливали армию к тяжелым боям, заряжали той бесповоротной решимостью выполнить свой долг до конца, которая всегда лежит в основе массового героизма, массового подвига.
С переводом
И на любое смелое дело, на любой боевой пост, где больше опасности и выше ответственность, находилось сколько угодно добровольцев (их все чаще называли охотниками — по-старинному, как в первую Севастопольскую оборону, книги о которой ходили по рукам). Добровольцами были укомплектованы подразделения бронебойщиков, группы истребителей танков, выдвигавшиеся за передний край с гранатами и бутылками с зажигательной жидкостью. Из добровольцев же формировались — по мере того как поступало с Большой земли оружие-новые пулеметные расчеты, взводы и роты автоматчиков.
Вспоминая те майские дни, я вновь ощущаю их атмосферу — какой-то особый, охватывавший всех подъем духа. Он чувствовался и на совместном заседании Военных советов Черноморского флота и Приморской армии, где принимались важнейшие решения, и при любой встрече с командирами или представителями штабов, во всей нашей работе.
Подготовка к отражению штурма заканчивалась. В числе последних мероприятий, осуществленных по плану штарма, было рассредоточение двух легких армейских артполков-тех, что прибыли весной: их батареи придали стрелковым частям на наиболее танкоопасных направлениях. Свои танки мы расставили поротно в засадах — для ликвидации неприятельских клиньев, для поддержки контратак.
Каждый день использовался для инженерного укрепления рубежей. Углублялись окопы и ходы сообщения, монтировались из сборных деталей новые доты, добавлялись к прежним заграждениям еще десятки ежей, только что сваренных в железнодорожных мастерских из кусков рельсов, еще сотни противотанковых в противопехотных мин, только вчера изготовленных в штольнях спецкомбината…
* * *
Эта глава была бы незавершенной, если не сказать хоть немного о наших армейских тыловиках. Готовность фронта обороны к новым боям очень зависела и от них.
Собирая материалы для книги, я нашел в архиве боевую характеристику на начальника тыла Приморской армии интенданта 1 ранга А. П. Ермилова, написанную генералом Петровым. Аттестации, которые давал Иван Ефимович подчиненным, отличались нестандартностью, выразительной конкретностью, идущими от глубокого знания людей. "Умеет дать размах в работе, — писал командарм о начальнике тыла. — В каждом деле цепко хватается за всякую возможность улучшить снабжение состоящих на его попечении войск".
За этими словами так и встает сам Алексей Петрович Ермилов. Человек спортивного склада, выглядевший моложе своих сорока лет, подвижный и неиссякаемо энергичный, он работал в самой трудной обстановке с каким-то веселым задором.
В Севастополе система хозяйственных служб еще в большей степени, чем при обороне Одессы, отступала от обычной структуры армейского тыла: сами размеры плацдарма исключали необходимость в ряде промежуточных звеньев. И размах в работе, который отмечал у Ермилова командарм, начинался именно с умения строить ее не по шаблону, применяться к сложившимся специфическим условиям.
Все у тыловиков подчинялось тому, чтобы без лишних перегрузок
Ночью же разгружали прибывавшие с Большой земли суда. И каждый транспорт встречали на причалах вместе о рабочей ротой Ермилов и его помощники. Если начиналась бомбежка или артиллерийский обстрел, что бывало нередко, они руководили разгрузкой — прерывать ее было нельзя, — как боем.
Однажды от прямого попадания авиабомбы затонул у причала не очень крупный транспорт, доставивший продовольствие, к выгрузке которого только что приступили. Глубина там была метров десять. Не желая мириться с потерей ценнейшего груза, начальник тыла приказал немедленно найти в хозяйственных подразделениях хороших ныряльщиков. А первым нырнул сам, нашел и подцепил крюком на пеньковом тросе ящик с грузом. Все находившиеся в трюмах продукты были подняты и переработаны. По этому факту можно судить, какой оборот принимала иной раз работа наших хозяйственников.
Вспоминая предприимчивого Ермилова, я мысленно вижу рядом его заместителя интенданта армии Амаяка Бейбудовича Меграбяна — статного, с красивым смуглым лицом и знаками различия общевойскового полковника.
Меграбян окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе, командовал в финскую кампанию полком, Отечественную войну встретил в штабе корпуса. На интендантскую должность его прислали к нам еще в Одессе, после ранения на Западном фронте.
Вот уж кто знал нужды частей не по заявкам! Меграбян просто не мыслил своей работы без того, чтобы самому не видеть положение в каждом полку. Бывало и так, что, попав в горячее место, армейский интендант вновь превращался в строевика. Как-то во время боев в полосе Чапаевской дивизии он поехал туда по своим снабженческим делам, а потом из штадива доложили: заместитель начальника тыла несколько часов командовал батальоном, где выбыл из строя комбат, организовал контратаку.
Не сомневаюсь, что рано или поздно Меграбян вернулся бы на командную или штабную службу, если бы в начале июля не оборвалась его жизнь. Погиб он в море, недалеко от Севастополя, на катере, вступившем в неравный бой с несколькими вражескими. Погиб, сражаясь до последнего дыхания. Об этом потом рассказали те немногие из находившихся на борту, кто остался в живых.
Как сообщил мне сын полковника Меграбяна инженер Вулен Амаякович, имя его отца присвоено в 1971 году школе в селении Агдан Иджеванского района, на родине Амаяка Бейбудовича.
А в те дни, о которых я веду сейчас рассказ, А. Б. Меграбян был поставлен во главе оперативной группы управления тыла, созданной для того, чтобы в любых условиях: обеспечивать доставку на передний край боеприпасов и пищи, эвакуацию раненых. В эту оперативную группу входил и военврач 1 ранга Д. Г. Соколовский, наш начсанарм. За относительно спокойное время он сделал по своей части исключительно много, настойчиво расширяя и совершенствуя всю систему медико-санитарной службы.
"Доразвертываемся, доразвертываемся!.." — это было любимое словечко деятельного, всегда куда-то спешившего Давида Григорьевича. Его "хозяйство" давно вышло за рамки того, что обычно имеет армия. Но иначе было нельзя: во-первых, никто не мог гарантировать бесперебойную отправку раненых на Большую землю, а во-вторых, постоянно действовало правило — тех, кого можно за месяц-полтора вернуть в строй, лечить здесь.