Не померкнет никогда
Шрифт:
Но, разрушая каменные стены, враг не в состоянии был подавить дух людей, сломить боевую организованность севастопольцев, их решимость бороться.
Водопровод, магистрали которого оказались перебитыми 2 июня в пятнадцати местах, был ночью восстановлен. Через несколько часов снова выведен из строя и опять восстановлен. И так еще не раз. Пытались отремонтировать и сильно поврежденные печи хлебозавода, а тем временем заработала запасная механизированная пекарня, оборудованная в Инкерманских штольнях. Рухнули стены остававшегося на поверхности заводика "Молот" (там делали минометы, детали
А рыбаки с Северной стороны — "стариковская бригада" Котко и Евтушенко, о которой я рассказывал, — продолжали, держась под берегом, добывать для горожан и для бойцов свежую рыбу. Закидывать сети им почти не приходилось: подбирали камбалу, оглушенную упавшими на рейде бомбами. Другая, балаклавская артель уже не рыбачила, она влилась в один из оборонявшихся на этом участке батальонов.
Городская телефонная сеть не действовала. Комитет обороны сообщался с КП трех районов, с предприятиями, службами, убежищами через связных. Потом Борис Алексеевич Борисов рассказывал: если надо передать что-то очень важное, посылали двоих-троих, и они пробирались по городу, не теряя друг друга из виду, но так, чтобы не попасть под разрыв одной бомбы или снаряда.
Несмотря ни на что, разносили по убежищам прибывавшую с Большой земли почту. Доставлялась и городская газета "Маяк Коммуны". Типография ее была разрушена, газета перешла на формат чуть больше листка школьной тетради. Но вмещала кроме сообщений Совинформбюро и местной сводки "На подступах к Севастополю" также городские новости. В том числе такие: "Женщины бомбоубежища № 2 вчера сдали Н-ской части 2500 штук выстиранного белья, приняли в ремонт и стирку 3500 комплектов…"
Фронтовые хозяйки были на посту, и их материнская забота стала во сто крат дороже бойцам. Ведь они знали, что творится в городе.
Из разрушенного Севастополя фронт получал очередные партии гранат и мин, новенькие минометы, свежий хлеб, белье, выстиранное в подвалах, когда там удавалось запастись водой.
А с фашистских самолетов сыпались на наши позиции вместе с бомбами бесчисленные листовки. В них говорилось, что Севастополь "снесен с лица земли", что он "пуст и мертв" и "защищать там больше некого".
Не знаю, в ответ ли на эти немецкие листовки, падавшие и в городе, или просто от желания порадовать фронтовиков перед боями, было сделано то, о чем рассказал приехавший на КП из войск член Военного совета Иван Филиппович Чухнов:
— В бригаде Горпищенко всё, как вчера, потерь почти нет. Только все оглушенные, охрипшие: часто грохочет кругом так, что едва слышат друг друга. А в блиндажах стоят в орудийных гильзах роскошные розы. Потрогал, понюхалнастоящие. Говорят, прямо с Приморского бульвара! Оказывается, городские комсомолки решили срезать, пока целы, и послать бойцам. У Горпищенко связь с городом — как ни у кого, вот ему и привезли ночью с боеприпасами… О таком вообще-то стихи писать надо, товарищи!
У дивизионного комиссара Чухнова была в душе поэтическая струнка. Она давала о себе знать и в самой трудной обстановке.
…Все эти дни порт, как ни бомбили его немцы, принимал корабли с Кавказа.
С боем прорвались к нам крейсер "Красный Крым", лидер "Ташкент", три эсминца. Высадили маршевое пополнение, выгрузили снаряды, еще одну партию противотанковых ружей, продовольствие.
Разгрузка — в стремительном темпе: стоянка сокращена до полутора-двух часов, для этого выбиралось самое темное время ночи. Чтобы не было никаких задержек, эвакуаторы нашего санотдела заранее доставляли в укрытия вблизи причалов подлежащих отправке раненых, а городские эвакуаторы (их возглавлял секретарь горкома комсомола Александр Багрий, или просто Саша Багрий, как его все называют) — женщин и детей.
Только крейсер принял на борт почти две тысячи человек. Лишь бы благополучно дошел!
Считаем наиболее вероятным, что Манштейн начнет наступление 6-го или 7-го. Так ориентирует нас и командование СОР, исходя из данных, которыми располагает разведотдел флота. "Языки" — недостатка в них теперь нет, так как немцы каждый день затевают где-нибудь разведку боем, — все чаще называют 7-е, однако это еще нуждается в подтверждении.
В принципе заранее решено упредить окончательную артиллерийскую подготовку противника — ту, что будет непосредственно предшествовать атакам, своей контрподготовкой, подобно тому как это удалось сделать полгода назад, 31 декабря. Но нельзя позволить врагу спровоцировать нас на преждевременный мощный огневой налет: наши ресурсы боеприпасов не позволили бы его повторить. Нельзя, однако, и опоздать. Словом, приходится каждую ночь, взвешивая все, что известно, ломать голову над одним и тем же: "А не завтра ли?"
Неотступно стоит и второй вопрос: где все-таки будет главный удар? Повторится ли он с севера?
В конечном счете сходимся на том, что ожидать главного удара следует опять из района Бельбек, Камышлы на станцию Мекензиевы Горы и дальше к Северной бухте. Но направление Камары, Сапун-гора с Ялтинским шоссе в центре также требует неослабного внимания, ибо может сделаться главным в зависимости от обстановки.
В соответствии с этим передовой армейский КП — в Сухарной балке. Там обосновалась оперативная группа штарма и наведывается готовый в любой момент туда перебраться командарм. Мое место на основном командном пункте.
Пока можно, выезжаю накоротке в дивизии. В резервную 345-ю, к Николаю Олимпиевичу Гузю — убедиться, что правильно усвоены все указания, связанные с выдвижением к переднему краю, вероятно уже скорым. В остальные — больше затем, чтобы лишний раз удостовериться, что сумеем с комдивами, начальниками штабов, начоперами понимать ДРУГ друга с полуслова по проводу или через эфир, когда все начнется.
В войсках — та степень готовности, когда все до мелочей проверено уже не раз. Полки, батальоны подготовлены и к тому, что враг может вклиниться, рассечь, окружить. Рассредоточены запасы патронов, гранат, а также пищи, воды. Продуманы, проработаны всякие резервные варианты действий.