Не повторяется такое никогда!
Шрифт:
— Тогда, может быть…
— Нет, не может быть, — резко перебил его начальник медчасти. — Это место останется за тем, кто на нём работает. И обсуждению это не подлежит.
— Почему? Кто же такой на нём работает?
— Жена командира полка, — тихо произнёс майор и добавил. — Вы же, наверное, и сами понимаете, что уволить её я не могу.
Да, что-что, а это Морозевич прекрасно понимал. Кто решится уволить жену командира всего их, пусть и не такого уж большого, гарнизона. Да никто об этом даже заикнуться не посмеет. А если Андрей начнёт качать права, то, скорее всего, отправят из ГСВГ его самого. Здесь, как говориться глухой тупик. И что же делать?
— Хорошо, это я прекрасно понимаю. Но неужели у вас нет других мест?
— Кто вам говорит, что мест вообще нет. Есть, но они тоже заняты. Пока что заняты, — добавил он. — Но когда они освободятся — сказать трудно.
Андрей был в полной растерянности. Вот тебе и ситуация. Неужели жене придётся, действительно, работать медсестрой. Он вспомнил, как его успокаивал Николай в Цербсте, говоря о
— Товарищ майор, — с надеждой обратился к тому Андрей. — А вы не знаете ситуации в госпитале в Стендале? Может быть там будет легче устроить жену?
— Вы знаете, — покачал головой начальник санчасти, — мне сейчас легче всего было бы отправить вас в Стендаль. — Но мне с вами работать, санчасть ведь обслуживается вами и всякое бывает. Поэтому не хочу вам врать. Вряд ли вам там удастся устроить жену. Правда, там не госпиталь, а медсанбат дивизии. Конечно, медсанбат больше простой санчасти. Но в Стендале очень большой гарнизон. Там ведь стоит не полк, а дивизия, 207-я мотострелковая Померанская Краснознамённая ордена Суворова дивизия. Чувствуете разницу? Там ведь гораздо больше и служащих, и жён военнослужащих. Кроме того, медсанбат обслуживает и небольшие военные городки, расположенные вокруг Стендаля. А с местами в тех вообще туго. Многие стремятся устроиться на работу и в гарнизон, и в сам медсанбат. Так что, я думаю, что шансов у вас там ещё меньше. Если только у вас нет знакомств в штабе дивизии. А их, как я понимаю, у вас нет.
— И что же мне делать? — уже совсем похоронным голосом спросил Андрей.
— А что делать, нужно ожидать места у нас в санчасти.
— И когда же оно появится? — уныло откликнулся Морозевич. — Так можно и годами ждать.
— А вот этого я, к сожалению, знать не могу.
Так безрезультатно завершился и этот, второй разговор Андрея с начальником санчасти. Если после первого разговора он на что-то надеялся, то сейчас эти надежды начинали рушиться. Остаток дня Морозевич ходил как в воду опущенный. Не осталось не замеченным такое его настроение и на планёрке по окончанию рабочего дня. После неё Лукшин участливо спросил:
— Что у вас, Андрей Николаевич, произошло? Почему вы такой мрачный?
Андрей подробно рассказал ему о своём разговоре с начальником санчасти. Лукшин внимательно выслушал его, а затем сказал:
— Вы не расстраивайтесь. Что-нибудь придумаем. Я попробую сам поговорить с ним. Да, мы с ним в одном звании. Но подчиняется он всё же командиру батальона, медчасть ведь входит в состав ОБАТО. А я ведь, как ни как, не последний человек в батальоне. Я думаю, что он прислушается к моей просьбе. Я, конечно, не знаю штатного расписания медчасти, но думаю, что наш уважаемый Павел Матвеевич немного лукавит. Жену командира полка, конечно, подвинуть не удастся. Вы это и сами хорошо понимаете. А вот в отношении других должностей… Мне кажется, что не хочет он, вероятно, огорчать и других офицеров, чьи жёны занимают места служащих. Но со всеми добр не будешь — так не бывает. Так что, не переживайте Андрей Николаевич. Я думаю, что мы этот вопрос всё же утрясём.
Вот так, в познании чего-то нового, в радостях, а порой, как сейчас, и в огорчениях проходила служба Морозевича в Борстеле. Правда, и радостей и огорчений было мало — просто шла нормальная жизнь со своими каждодневными хлопотами. И грустить, и радоваться не было особенно когда.
ГЛАВА 15. Новые причуды
За это время Морозевич хорошо раззнакомился и запомнил всех своих подчинённых. Были они разного возраста, из разных городов Советского Союза и, конечно же, разными по характеру. Были и спокойные, и вспыльчивого характера, трудолюбивые и с откровенной ленцой, покладистые, выполняющие без споров все распоряжения, и трудно управляемые, у которых на большинство распоряжений были постоянные вопросы типа: "А зачем?", "Кому это нужно?", "И так всё нормально" и т. п. Конечно наиболее грешили такими вопросами одесситы, у которых рот никогда не закрывался. Из него лился поток шуток, прибауток, различных замечаний, а порой и насмешек. Хотя были они ребятами в целом неплохими. Их звали Николай Сушков, Анатолий Громов и Владислав Пивовар. Эти ребята умели примечать даже самые мелкие детали в различных ситуациях и особенно в людях. Со свойственным одесским юмором они тут же эти ситуации комментировали, а людям давали какие-нибудь прозвища. И нужно отдать им должное — эти прозвища порой довольно точно характеризовали их будущих обладателей. Пока что одесситы, кроме своей языкастости, не причиняли начальнику теплохозяйства особых хлопот.
К числу же самых спокойных и легкоуправляемых в первую очередь следует отнести братьев Батуриных. Они были внимательными и послушными, да и в работе замечаний к ним не возникало. К этому времени Андрей начал их понемногу различать. Вероятно потому, что он проводил с ними много времени в одной комнате. Другие ребята всё ещё их практически не различали. Да и контачила остальная часть подчинённых Андрея с Батуриными очень мало. И виной тому были сами братья. Они были довольно замкнутыми и каких-либо компаний сторонились. Они старались жить как бы сами по себе, где-то в стороне от других. Следует отметить, что
Как уже говорилось выше, к жилому зданию, где находилась "каптёрка" теплотехников, примыкало здание лётной столовой, возле которого располагался продовольственный склад. Этот склад находился в подчинении майора Лукшина, а заведовал им прапорщик Пинчук. Андрей тоже вскоре с ним познакомился и у него на всю жизнь сохранился стереотип образа прапорщика продовольственного склада. Пинчук, уроженец Западной Украины, был невысокого роста и очень полный, можно сказать даже толстый, отчего он походил на какого-то колобка или, даже точнее, на медвежонка Винни Пуха. Но он был и таким же добрым, как Винни Пух, что, вероятно, характерно большинству тучных людей. И вот как раз Батурины очень дружили, если так можно выразиться, с этим прапорщиком. Андрей никогда не спрашивал, на каких началах покоилась эта дружба, но многие продукты — в основном консервы и овощи — появлялись у братьев после посещения Пинчука. Справедливости ради следует отметить, что "услугами" Пинчука пользовались не только братья, но и многие другие служащие, а нередко и военнослужащие. Позже и сам Андрей не раз заходил к прапорщику, выходя от того с оттопыренным карманом. Пинчук редко кому отказывал. Делалось это, конечно, за очень умеренную плату, но часто и вовсе бесплатно. Человек, ещё раз можно повторить, тот был очень добрым. Андрей смутно представлял себе, как Пинчуку удаётся затем всё это списывать. Но он этим вопросом не особенно и интересовался. Вряд ли, уж что-что, а продукты списывались подобно тем же строительным материалам. Но это, как говориться, были проблемы самого прапорщика. Лукшин о таком положении дел, конечно же, знал, потому что изредка и сам заходил к прапорщику (не единожды в присутствии того же Морозевича) за парой баночек мясных консервов. Но этому вряд ли стоило удивляться — ведь он был непосредственным начальником прапорщика.
Среди остального состава служащих теплохозяйства выделялись Шмелёв и 35-летний Борис Жуков из Курска. Они были самыми старшими в штате Андрея и наравне с Кравченком считались старожилами городка. И тот, и другой были кочегарами. Но летом Шмелёв работал, а Жуков трудился вместе со слесарями. В штате Андрея большая часть кочегаров уже работали на этой должности — ещё пара человек, как Шмелёв и Жуков работали с прошлого года, с начала отопительного сезона, а ещё несколько человек, как те же Батурины, приехав весной этого года, тоже уже успели испытать себя на этой ниве. За два месяца работы в Борстеле в хозяйство Морозевича влился только один новый человек — в конце июля в штате Андрея появился новый служащий на должность кочегара — доукомплектовывались штаты к отопительному сезону. Это был парень на год моложе Морозевича из волжского города Горький Анатолий Гуров.
Возвращаясь к теме питания, нужно отметить, что был сейчас, в июне месяце для ребят, проживающих в "Хоромах" (как уже отмечалось, они называли своё жильё) ещё один источник добывания продуктов. За территорией городка ниже каптёрки теплотехников, за дорогой проходила железнодорожная ветка, по которой осуществлялась связь Борстеля с близлежащими городками, расположенными в стороне от Стендаля. Андрей позже ездил этим нечасто ходившим поездом из трёх вагончиков в находившийся чуть юго-западнее Борстеля примерно в 33-х км Гарделеген или северо-западнее — Зальцведель (~ 50 км). За этой же железнодорожной веткой находилось кооперативное поле, которое было засажено картофелем. В ГДР, в отличие от колхозов в СССР, преобладали производственные сельскохозяйственные кооперативы с большими площадями обрабатываемой земли. Эти умело руководимые кооперативы доказали, что эта форма хозяйствования жизнеспособна и очень эффективна. Так, например, если в СССР в эти годы средняя урожайность пшеницы составляла 17 центнеров с гектара (как, впрочем, и в среднем по Европе), то в кооперативах ГДР — 35–37 центнеров. Андрей даже удивлялся как на такой невзрачной жёлто-серой земле, порой с камнями, немцы умудряются получать такие большие урожаи. И это без сопутствующей в СССР во время уборки урожая ежедневной шумихи по радио и телевиденью о том, как ударно работают колхозники и сколько чего они собрали. Картофель на упомянутом выше участке тоже был очень неплох. И служащие, в основном из тех же "Хором", повадились сумерками на это картофельное поле. Действовали они довольно осмотрительно — они не выбирали молодую картошку со всего куста, иначе тот бы засох и видны были бы прорехи на участке. Они выкапывали с одного куста всего по паре картофелин и переходили к следующему. Вот такой был у них незаконный дополнительный источник пропитания.