Не повышай на меня голос, птичка
Шрифт:
Женщина дергается в мою сторону, но я судорожно отползаю назад.
— Прошу выслушайте! — срывается на крик мой дрожащий голос.
— Не смей раскрывать свой грязный рот! — разъяренная женщина внезапно переходит на чужой язык, обращаясь к амбалу стоящему в дверном проеме.
А когда мужчина начинает двигаться в мою сторону, желудок скручивает до потемнения в глазах. Я совершенно не понимаю происходящего, но мне и не позволяют этого сделать.
Ловким движением мужские руки буквально выдергивают меня из трусов, причиняя боль, а затем
— З-зачем… — задыхаюсь от унижения, — вы это делаете…
Женщина смеривает меня презрительным взглядом, явно получая удовольствие от всей сложившейся ситуации.
— Ибрагим, отвези эту грязь, куда ей место.
Глава 20. Излагай
Близится тяжелый рассвет, только темнота не желает уступать место восходящему солнцу, все еще держа небо в плену мрачных туч.
Подстать моему состоянию после бессонной ночи.
Сука. Красивая голубоглазая, сука. Она отравляет хуже никотина.
Выпускаю густое облако дыма и тушу сигарету о собственную ладонь, сжав в кулак, перед тем как бросить ее в переполненную окурками пепельницу.
За последние дни единственная моя пища — табак и алкоголь.
И мысли о ней. Бесконечные и безжалостные. Они выжигают меня изнутри. Заставляют сгорать заживо. И прогнать их я не в силах.
Глубоко вздохнув, принимаюсь устало разминать шею.
Я нашел птичку. И теперь единственное мое желание: обладать ей.
Я как маньяк хочу, чтобы все ее стоны принадлежали мне. Так же как и ее душа и тело. Ее сердце и мысли.
Я желаю ее всю без остатка. Со всеми страхами и болью.
Но каждый раз, когда я в наказание ставлю эту женщину на колени — собственноручно дарую ей власть над собой. А этого я не допущу.
Больше не допущу.
Я практически на грани безрассудства.
Эти два года не прошли бесследно. Многое изменилось. Как и я сам.
Но сейчас больше всего на свете я ненавижу не Тату, а себя. Потому что так и не смог испытать к ней отвращение и брезгливость, взглянув в ее бесчувственные топазы.
Зато она смогла.
Но тем хуже для нее.
Моя обугленная душа, искореженная рубцами прошлых ошибок больше не способна на сострадание. Ибо это и стало моим промахом.
Медленно подхожу к окну, наблюдая, как проливной дождь смывает следы прожитого дня.
Но не все следы можно стереть. Особенно невозможно те, что оставлены кровью.
Тата была именно той, чей след я не смог стереть. Не смог забыть.
След, впоследствии ставший моим самым уродливым шрамом.
Сделав глоток терпкого алкоголя, я пытаюсь оттолкнуть натиск прошлого и сосредоточиться на сегодняшнем
Я позволю птичке увидеться с братом лишь по одной причине. Эта встреча принесет ей боль, которую я не смогу причинить никогда. Потому что ко мне эта женщина не испытывает ничего, кроме презрения и арктического холода. А физическая боль… Черт подери!
Грудная клетка вмиг сжимается, когда в памяти всплывают неприятные картины прошедшего вечера. Но кадр с ее мокрыми от боли глазами, которые неизменно источали презрение ко мне, подобен пытки.
Дьявол во плоти ангела. С большими, голубыми глазами, на дне которых плещутся черти в огне. Как когда-то горел и я, глядя в них.
Такая же невинная снаружи и темная внутри.
И вчера я сорвался. Она приняла решение быть сильной? Если так, то это станет ее самой большой ошибкой. Мой мозг слишком долго плавился от злости. А ее непослушание как удары хлыстом. Провокация, брошенная голодному хищнику под нос.
Однако невыносимая мысль о том, что я так и не смог побороть чувство больного притяжения к этой женщине — провоцирует ненавидеть ее еще больше. Она не имеет права на существование в моей голове.
Она умерла для меня в тот же день, когда сбежала.
А я наивно полагал, что смогу отпустить. Не смог. Потому что устал гореть в своих грехах в одиночку. Грехах, в которых повинна голубоглазая дрянь.
Тата совершенное зло. И в тоже время абсолютное совершенство.
Даже сейчас, оказавшись в моих руках, она заставляет сходить меня с ума.
Я вытрахаю ее до потери сознания.
Я избавлюсь от чар этой ведьмы.
Стиснув челюсть, я сохраняю спокойствие снаружи, медленно вращая пустой стакан в руках. Когда внутри меня словно раненый зверь мечется в клетке, что желает свернуть шею лживой птичке. Она разбудила это чудовище еще два года назад, вытащив его страшную сторону на свет.
Нужно знать, что не все закрытые двери стоит открывать. А открыв мои, убежать уже не получится.
Свет от автомобильных фар вырывает меня из мыслей. Перевожу взгляд на часы, ощущая как мои брови становятся хмурыми. Семь утра. Еще рано.
Машина останавливается у главного входа, дверь распахивается, прежде чем Ильнур выбирается и резкими движениями направляется в дом.
Стук в дверь, за которым я слышу шаги вошедшего в кабинет.
— Излагай, — сухо выдаю приказ. Ничего хорошего я не жду.
— Марат Кадырович, — голос охранника ровный, но мне удается распознать в нем ноты волнения, — ваша мать вернулась во Владивосток.
— Я рад, что-то еще?
Нервно дергаю головой, по-прежнему глядя в окно. Не люблю, когда меня заставляют ждать и вытаскивать из гребаного рта каждое слово.
— Госпожа Фируза забрала Татьяну.
Делаю глубокий вдох. Но резкая боль в груди в момент лишает рассудка.
Ильнур не врет. Он слишком мне предан. Я знаю это. Что еще больше воспламеняет во мне яростный гнев. Потому что я не хочу избавляться от этого человека.