Не пожелай ни дождика, ни снега

Мачулин Владимир

– Надо иметь высокую морально-психологическую подготовку, и тогда никакие горящие струи не страшны. Николай Гастелло тоже должен был покинуть самолет, а он его в горящий эшелон направил, – пафосно заметил генерал.

– Слушай, они там, в Москве,

вообще охренели, политработника председателем комиссии прислали. Он ведь, кроме «Малой земли» Брежнева, ничего не знает, – шепотом сказал Карцев.

– Так что вы вспомнили, товарищ курсант? – обратился генерал к Боре.

– Ну, я, кажется, управлял самолетом. Помню, как земля приближалась, как пыль поднялась, – мямлил Боря.

– Ну вот, я что говорил, здесь налицо геройский подвиг курсанта Птицына и позор его инструктора, – радостно сказал генерал.

– Товарищ генерал, я не согласен с вашим выводом, материалы объективного контроля показывают, что летчик в передней кабине не управлял самолетом, здесь явно видно, что Птицын попросту выронил ручки катапультного кресла, а самолет приземлился сам, без его участия, – старался держать себя в руках Кравченко.

– Не выгораживайте своих подчиненных, а лучше позаботьтесь о морально-политическом состоянии своих инструкторов. Антошкина завтра же на партийное бюро, – строго ответил генерал.

– Товарищ генерал, я не понимаю, как можно делать заключение о летном происшествии, не анализируя средства объективного контроля, – на скулах у Серегина заиграли желваки,

голос был предельно резок, казалось, он вот-вот сорвется, – я, как летчик с пятнадцатилетним стажем, ответственно заявляю: Антошкин невиновен, и в том, что самолет сел сам, заслуги курсанта Птицына нет.

– А вы, товарищ майор, подумайте о своей судьбе, и не защищайте Антошкина, – и, повернувшись к командиру полка, сказал: – Приказ о наказании виновных будет в понедельник, а пока полеты запрещаю. Членов комиссии прошу в самолет, через двадцать минут вылетаем в Москву.

Генерал надел на голову фуражку и, как-то сгорбившись, быстро вышел из класса предполетных указаний. Врач подошел к Птицыну и, о чем-то спросив его, обратился к командиру:

– Командир, Птицыну плохо, я заберу его в госпиталь.

Командир молча кивнул.

– Сука, мразь, падаль, – Серегин изо всех сил ударил кулаком об доску предполетных указаний, его трясло от возмущения, – командир, таких тварей надо стрелять, кто их только присылает из Москвы, – голос его сорвался на крик.

– Петрович, держи себя в руках, – тихим голосом сказал Кравченко, – я Антошкина в обиду не дам.

– Викторович, Антошкину подписан приговор, ты сам это понимаешь. В понедельник эта сука накатает приказ на три листа о слабой морально-психологической подготовке, а истинная причина не установлена, – не унимался Серегин.

Конец ознакомительного фрагмента.