Не прикасайся!
Шрифт:
- Простите, что прерываю, однако мне нужно осмотреть госпожу Никольскую. Пришли результаты анализов. Анастасия, вас ничего не беспокоит?
- У нее температура, - отвечаю я.
- Очень хочется пить, кажется, у меня заложило нос. Всю ночь дышала ртом и теперь болит горло. А что с анализами?
- У нее скоро операция по трансплантации роговицы, - напрягшись, говорит Борис. – Что?
Пока Насте меряют температуру, слушают легкие и осматривают горло, я нервно хожу из угла в угол и даже
- Извините, Анастасия, - врач печально качает головой, - я не могу вас выписать. Ни один врач не даст разрешение на аборт и трансплантацию в период острой инфекции. Вы больны. Я не слышу хрипов в легких, но вы должны остаться под наблюдением на случай, если понадобится серьезное лечение.
На секунду мир замирает, и Настя – вместе с ним. А потом она вздрагивает, пряча лицо в ладонях, и я прижимаю ее к себе, закутываю в одеяло, потому что озноб становится сильнее, и растерянно глажу по голове, не до конца понимая, что происходит.
А еще смотрю на Никольского-старшего и в этот момент окончательно уверяюсь в том, что дочь он все же любит: на его лице – застывшая маска из смеси шока, недоверия и обреченности.
– А ребенок? – наконец он справляется с голосом, хотя тот все равно звучит хрипло и тихо. – Ему это не повредит?
– Мы сделаем все, чтобы выздоровление наступило без последствий. Сейчас я сделаю назначение и приглашу медсестру, чтобы она сбила температуру. Пожалуйста, оставайтесь в палате, как можно больше пейте и отдыхайте. Я могу оформить круглосуточную сиделку, если будет нужно…
- Не надо, - говорю я. – Посижу сам.
Когда врач уходит, мы умолкаем. Настя затихает у меня в руках. Мысли до ужаса странные: можно ли принять душ в ее ванной и есть ли здесь доставка какой-нибудь чистой одежды? Не Никольского же, в самом деле, отправлять. Или оставить ее с медсестрой и сбегать в гостиницу… понять бы только, в каком она состоянии, но это получится много позже, когда эмоциональный взрыв утихнет и в голове прояснится.
Ее отец поднимается, тяжелой поступью направляясь к нам. Испещренная морщинами рука ложится дочери на голову, ласково поглаживая. Он наклоняется к уже в голос воющей Настасье. Я отдал бы все, чтобы не слышать его слов, они слишком личные, слишком семейные. Но это теперь, наверное, и моя семья тоже.
– Я каждый день, - говорит он, - ни разу не забыв, благодарю Бога, что у меня есть ты. Если бы тогда из больницы не вышли ни мама, ни ты, меня бы не существовало.
Настя прерывисто всхлипывает, сжимая мою руку крепче. Какая же она горячая.
– Ну вот, девочка моя. Значит, снова буду дедушкой. Мама бы тобой очень гордилась.
- Ну что, два дебила, это сила? Нет мозгов, зато красиво? – ржет Серега через окно.
Я
- Что он там делает? – спрашивает Настя.
- Стоит и лыбится, как дебил.
- А почему не зайдет?
- Заразиться боится. Это ж весь клуб поляжет, мамашки спасибо не скажут. А они, знаешь ли, одинаковые что в спортивной школе «Огонек», что в элитной кузнице чемпионов.
Настя хмурится, пытаясь одновременно следить за мыслью диктора в наушниках и слушать меня. Я украдкой тянусь к сосудосуживающим каплям для носа, но у этой девчонки феноменальный слух.
- Саша! Куда?! Нельзя!
- Настька, ну дышать хочу, я в последний раз болел лет пять назад. Дай носу свободы!
- Нельзя, а то станешь наркоманом.
Серега за стеклом прекращает придуриваться и активно делает мне какие-то знаки, корча при этом жуткие рожи. Приходится отложить ноут и подняться.
- Малыш, я схожу за кофейком и заодно напинаю Сереге. Купить тебе что-нибудь?
- Возьми плюшку с манго, - рассеянно говорит она.
- А не стошнит?
- Тебе жалко, чтобы меня стошнило булочкой с манго?
- Мне просто жалко. Тебя.
- Тогда зачем спрашиваешь, что купить?!
- Ладно-ладно, - фыркаю и целую Настасью в макушку, - не злись. Куплю.
Наверное, было ожидаемо, что если сидеть и спать рядом с болеющей ангиной девицей, то можно заразиться, но мне сначала было плевать, а потом – весело. Оплата больничного счета – и мы переезжаем в двухместную палату, где и кукуем до выписки еще как минимум неделю. Неделю, потому что у меня-то легкий насморк, а вот Настасью лечат и обследуют основательно и осторожно.
- Зырь, чего есть, - сую Сереге в руки снимок УЗИ. – Это Андрюха.
- Врач?
- Чего?
Мы непонимающе друг на друга смотрим.
- Узист Андрюха? Русский что ли?
- Дурак ты, Серый. На фотке – Андрюха. Твой племянник.
- Хм… а если это племянница?
- Ну… тогда не Андрюха.
- Вот сразу видно, что ты спортсмен. Не жалеешь, что тратишь отпуск на больничку?
- Неа. Жрешь, спишь, смотришь сериальчики, занимаешься сексом – чем не санаторий?
- О, господи, как тебя еще не выгнали…
- Да ладно, мы осторожненько и под одеялом.
- Жрете?
- Иногда и жрем.
- Я рад, что у вас все нормально. Но вообще я по делу.
Он умолкает, когда мы подходим к кафетерию и терпеливо ждет, пока я расплачусь за кофе и ароматную сдобную булочку со сладким манговым пюре внутри. Судя по напряженному молчанию – повод серьезный, раз Серега даже хочет поговорить вдали от посторонних ушей, которые с высокой долей вероятности ничего не понимают по-русски.