Не приведи меня в Кенгаракс

Курков Андрей Юрьевич

Шли в сторону хиленького прожектора, потом свернули. Через четверть часа подошли к клубу собаководства. Вперед вышел товарищ Федор и отпер двери.

Ящики пока поставили в углу.

Студенты стояли у двери и нетерпеливо ждали обещанной оплаты. Друг с другом они больше не разговаривали.

Товарищ Борис сунул «деловому» пачку облигаций и выпроводил их на улицу.

Старики чинно расселись за столом. В их позах чувствовалось ожидание. Так ждут официанта в ресторане: чуть высокомерно и нетерпеливо.

— Молодой гражданин! — повернулся к стоящему

рядом Турусову товарищ Борис. — Что же это вы бездельничаете?! Доставайте дополнительный, вскрывайте. Пора работать.

Турусов поднял лежащий на полу топор и отодрал с ящика крышку. Старички привстали и с любопытством заглянули внутрь.

— Опять фактический! — сосредоточенно произнес товарищ Алексей.

— Разбирать будем попапочно или подокументально? — спросил всех товарищ Федор.

— Попапочно! — поспешил заявить товарищ Михаил. — Подокументально нам и месяца не хватит!

— Хорошо, — согласился товарищ Федор. — Итак заседание коллегии по редактуре реальной истории объявляю открытым. Что там первое?

Товарищ Михаил вытащил из ящика верхнюю папку и прочитал ее название:

— «Дела товарищества иностранных рабочих в СССР. 1924–1938.»

Товарищ Алексей скривился и чихнул. Даже глаза у него заслезились.

— Не надо нам это! — скоропалительно промолвил товарищ Борис.

— Все так считают? — товарищ Федор обвел присутствующих пытливым взглядом. — Что ж. У нас демократия большинства. Откладывай, товарищ Михаил, и доставай следующую.

— «Дипломатическая война Чили-СССР. Причины и последствия. Взаимное удержание заложников» — прочитал товарищ Михаил и рука его поползла к значку «Ворошиловский стрелок», словно хотела убедиться в том, что он не оторвался.

— О! — улыбнулся товарищ Борис, поправляя хнистые седые волосы, спадавшие на лоб. — Сорок восьмой! Забавная история.

Товарищ Алексей равнодушно пожал плечами.

— Нас она не касается, — сказал он.

— Пускай остается, — резюмировал товарищ Федор. — Мы ее молодому гражданину подарим. Подзаработает. Берите и пользуйтесь! Что дальше?

На следующей папке надпись была замазана тушью.

Товарищ Михаил развязал узелок, выровнял папочные загибы и бросил взгляд на содержимое. Вдруг на его лице появилась светлая добрая улыбка и он мечтательно прищурился.

— Что там такое?! — заерзал на стуле товарищ Алексей.

— Я его избирал в Горьком. Это речь моего депутата, — товарищ Михаил поднес один листок к глазам. — «Когда умер Владимир Ильич Ленин, один из поэтов писал следующее:

Портретов Ленина не видно: похожих не было и нет, века уж дорисуют, видно, недорисованный портрет.

Вы, конечно, понимаете, — продолжал возбужденно читать товарищ Михаил, — что поэт имел в виду не фотографические портреты Владимира Ильича, а весь его

облик, все его дела, и считал, что только века смогут дорисовать портрет этого величайшего человека эпохи. Поэт ошибся и просчитался здорово. Видимо он недостаточно хорошо знал нашу партию. Нашелся такой художник революции, зодчий нашей социалистической стройки, который не в века, не в сотни лет и даже не в десятки сумел поднять на невиданную высоту нашу советскую страну и тем самым нарисовать портрет Владимира Ильича, о котором писал в своем стихотворении поэт. Этим величайшим, гениальным художником ленинской эпохи, этим зодчим социалистической стройки, который нарисовал на деле портрет Ленина, каким он должен быть, является наш вождь и учитель товарищ Сталин…»

— Ну хватит. Хватит! — замахал старческой ладошкой товарищ Алексей. — Хватит тронных речей!

— А кто это выступал? — негромко спросил Турусов.

— Николай Иванович Ежов, — уважительно произнес товарищ Михаил. — Огромного значения был человечище. Как хорошо помнится: 9 декабря тридцать седьмого, Горький…

— Нам этого не надо, — процедил сквозь зубы товарищ Борис. — Отложить!

— Как это не надо! — возмутился товарищ Михаил и руки его затряслись. Он привстал, опустил дрожащие руки на папку, придавив ее как живую к поверхности стола. — Это надо! К этому еще придут!

— Я тоже за то, чтобы оставить, — кивнул товарищ Федор. — Отдадим молодому гражданину.

Теперь на столе перед Турусовым лежали уже две папки, по праву принадлежавшие ему. Он ласково посматривал на них, то и дело подравнивая по краю стола.

— Поехали дальше! — товарищ Федор зевнул и сонным взглядом уставился на открытый ящик.

Названия оставшихся двух папок очень не понравились пенсионерам и они единодушно решили избавиться от них.

Товарищ Федор встал из-за стола и торжественно произнес:

— Пришло время согреться!

Старички поднялись. Товарищ Федор взял отложенные за ненадобностью три папки и вышел на улицу. Остальные последовали за ним.

Они стали в кружок, в середине которого товарищ Федор поставил папки домиком, засунул под низ несколько скомканных листов бумаги и чиркнул спичкой. Бумажный домик воспламенился. Старички неподвижно стояли, торжественно глядя на костер, отражавшийся в их напряженных глазах. Турусов вышел из круга и, прижимая к груди свои две папки, широко открытыми глазами наблюдал как огонь облизывал до черноты бумагу и картон.

— Отречемся от старого мира, — запел дребезжащим голосом товарищ Федор.

— Отряхнем его прах с наших ног, — подхватили песню еще два голоса.

Молчали только Турусов и товарищ Алексей, тоже вышедший из круга, оба завороженно наблюдавшие костер из истории.

— Нет, не отрекусь, — думал Турусов. — Это все равно, что отречься от отца и деда. Сказать, что не было их у тебя, что сам вырос, как трава, а значит и после тебя никого не будет.

Трое стариков допели гимн и торопливо направились в домик. Турусов и товарищ Алексей зашли последними.