Не промахнись, снайпер!
Шрифт:
Как оглушительно взрываются эти полтора килограмма металла и тротила! Очередной снаряд рванул метрах в десяти левее. Неужели следующий наш? Снаряд, предназначенный тебе, не услышишь, он прилетит бесшумно. Ударило в осину, уже в трех метрах. Осколки брызнули в другую сторону, зато на нас полетели сбитые ветки. Одна из них, огромная, толщиной с руку, падала острым концом вниз. Она же проткнет тело, как копье!
Страх заставил меня дернуться. Беспокойно заворочался Малышко. Ветка вонзилась в песчаную почву и, обвалив край, накрыла окоп. В голове мелькнуло, что опасность пронесло и следующий
— Венька, бежим!
Еще одна глупость. Я считал себя бывалым бойцом, но, по существу, оставался еще зеленым девятнадцатилетним мальчишкой. Про Веню Малышко и говорить нечего. Ему тогда и восемнадцати не исполнилось. Мы отбежали всего несколько шагов, когда за спиной разорвался снаряд. Напарник присел, по-детски закричав:
— Ой-ей! Больно как! Федя, не бросай меня!
Я подхватил его под руку, взял винтовку, и мы побежали. Теперь нас точно заметили. Итальянцы добились, чего хотели. Русские снайперы, не выдержав, выскочили из укрытия, и нас принялись расстреливать в спину. Спасла лишь удача. Не судьба нам было погибать. Эта коварная штука судьба порой подставляет человека под шальную пулю или осколок далеко от передовой. А случается, выручает из почти безнадежного положения.
Мы прибежали на позицию восьмой роты и свалились в траншею. Вене досталось штук пять мелких осколков, которые, пробив бушлат, гимнастерку и две пары белья, застряли под кожей. Их умело и быстро вытащил пинцетом ротный санинструктор, перевязал раны и отправил Веню в полковой лазарет (точнее, санитарную роту).
— Раны пустяковые. Но пусть от столбняка прививку сделают. Одежда грязная, раны инфицированы. Дойдешь сам?
— Дойду.
— Тогда шагай. Винтовку дружку оставь, там тебя долго не задержат.
Мне повезло. Осколок раскрошил ломоть хлеба и пробил фляжку. Чистяков приказал выдать новую, накормил.
— А пулемет из дзота все равно стреляет. Не возьмешь его винтовкой, — сказал я.
Наверное, в моем голосе слышался упрек, что командир, которого я всегда уважал, вынудил нас так рисковать.
— Федя, войну никто не отменял. Ты двоих пулеметчиков ухлопал, мы это подтвердим.
— Ну и что? Заменили новыми. Да и вряд ли обоих убили, — упрямился я. — Ранили, наверное.
— Ладно, закончим на этом, — жестко отрезал Чистяков. — По крайней мере, они теперь будут остерегаться. Прекратят ради удовольствия по траншеям садить.
— Если и ранил, — подал голос мой однофамилец, взводный Егоров, — то крепко. Легких ран от бронебойно-зажигательных пуль не бывает.
Я с удивлением глянул на него. Младший лейтенант первый раз заговорил со мной по-простому, даже похвалил. Когда вернулся в штаб батальона, меня вызвал к себе комбат Ефимцев. По обыкновению, он был слегка выпивши.
— Мне Чистяков уже звонил. Молодец, двух пулеметчиков ухлопал, так и дальше продолжай.
Вскоре пришел
— Я отказался, чего там жалобы да стоны слушать. Да и землянка темная, лежать скучно.
— Вырезай метку на прикладе, — ответил я. — Нам по одному макароннику засчитали.
Ангара, узнав про историю с дзотом, разозлился, хотел даже сгоряча пойти к Чистякову. Я его кое-как отговорил, но он долго не мог успокоиться.
— Нельзя у каждого на поводу идти. Что за поединок выдумал твой бывший ротный? Ты хоть представляешь, что такое 13-миллиметровый пулемет?
— Представляю.
— Ни хрена не представляешь! За пятьсот метров он железную плиту толщиной полтора сантиметра прошибает, а прицельная дальность — три километра.
— Так что, теперь вообще по пулеметным гнездам не стрелять?
— Стрелять. Но с умом, а не устраивать дурацкие поединки.
Ангара говорил очевидные вещи. Только на фронте никто не спрашивает нашего мнения. Чистяков меня просто попросил, а мог позвонить Ефимцеву, и тот отдал бы нам приказ. Солдаты воюют, а снайперам просто так отсиживаться не дадут. Вскоре в очередной раз мы в этом убедились.
Глава 4.
ГИБНУТ ТОВАРИЩИ
Вскоре нам с Ангарой и его напарником поручили прикрывать вылазку полковых разведчиков. Я хотел взять Малышко, но Ангара отмахнулся.
— Не надо, втроем обойдемся.
Ночью итальянцы ставили посты на берегу, возле самой воды, чтобы вовремя заметить попытку захвата плацдарма, ну и, конечно, не дать возможности нашей разведке взять языка. Скажу сразу, что мне эта попытка (какая уж по счету?) сразу показалась безрассудной.
Ночь выдалась очень темная, дул ветер. Легкая лодка с четырьмя разведчиками могла бы достичь правого берега. Итальянцы пускали осветительные ракеты, но расстояние между постами оказалось довольно большое. Да и вообще в охране их позиций я не наблюдал такой пунктуальности, как у немцев.
Возможно, «язык» очень требовался. Только что мог рассказать рядовой солдат, сержант или капрал? То, что происходит на прибрежных холмах, как я считал, мы знали. Догадывались о количестве противостоящих войск. К чему подставлять под огонь очередную группу разведчиков? Но разведка, как показали более поздние события, была все же необходима.
Лодка с четырьмя разведчиками благополучно достигла середины реки, и здесь ее понесло течением. За веслами сидели опытные ребята, выгребали хорошо и бесшумно. Взлетела ракета, и мы отчетливо разглядели нашу лодку. Заметили ее и с правого берега.
Сразу замолотил дежурный пулемет. Потом второй, третий. Захлопали винтовочные выстрелы. Я ловил пулеметные вспышки и посылал в них пулю за пулей. Разведчиков, отчаянно выгребающих назад, поддержали и наши пулеметы. Ракеты взлетали одна за другой, в том числе «люстры». Издырявленную лодку несло вверх дном. За нее держался разведчик, еще один плыл большими нырками к левому берегу. Я выпустил все пять магазинов, имевшихся в наличии, выгреб из коробки горсть патронов, чтобы заново набить пустой магазин, но стрельба переместилась в нашу сторону.