Не промахнись, снайпер!
Шрифт:
Пункт первый. Выбирая место для ведения огня, заранее лично осмотри его, подготовь несколько позиций (основную, запасную, ложную). Определи пути отхода, в том числе на случай внезапного обстрела.
Пункт второй. Наиболее важные цели, которые следует поражать в первую очередь: вражеские снайперы, офицеры, артиллеристские наблюдатели, разведчики, орудийные и пулеметные расчеты.
Пункт третий. Нежелательно выбирать место, которое бросается в глаза: купол церкви, водонапорная башня, отдельно стоящий подбитый танк, одинокое дерево с кустарником у подножия.
Пункт четвертый. Позицию для ведения огня предпочтительно
Этот четвертый пункт, как я позже убедился, оказался самым неудачным среди наставлений. Любая возвышенность, откуда просматривались немецкие траншеи и тылы, всегда находилась под особым наблюдением. Оптики у немцев хватало, и наблюдатели засекали там малейшее движение. Окопы против минометного огня зачастую не спасали. Холм или курган были заранее пристреляны минометами. Наблюдатели и снайперы нередко гибли при «дежурных» обстрелах, которые вели не только минометы, но и гаубицы, особенно бризантными снарядами или шрапнелью. Они взрывались в воздухе и буквально дождем осколков поражали все живое.
Пункт пятый, который раздельно, по слогам, со своей обычной назидательностью, произнес старший сержант Ангара, советовал нам выбирать неприметные, «серые места»: заросли бурьяна, изрытое воронками травянистое поле, брошенные перепаханные траншеи, развалины домов.
Пункт шестой. Не забывать, что оптика дает отблеск, а значит, следи за солнцем. В зимнее время цевье и ствол винтовки необходимо обматывать бинтами.
Были и другие полезные советы: не делать лишних движений, не метаться, если тебя ранили, не греться водкой, а лучшая еда, если уходишь надолго, — хлеб, сахар, ну и, конечно, фляжка воды. Сало или тушенка вызывают сильную жажду. От такой еды лучше отказаться.
Лейтенант Белых предупредил, что по прибытии на передовую необходимо сразу наладить контакт с разведчиками, саперами и, конечно, командирами рот, на позиции которых мы будем действовать. Нам всегда помогут, укажут минные поля, дадут необходимую информацию. Насчет саперов и разведчиков — верно. А вот насчет командиров рот… Как с ними поладить, если в ответ на удачный выстрел немцы начинают сыпать мины. На кой черт пехоте такие соседи нужны.
— Мы им не подчиняемся, — заявил Ангара. — Обычно снайперские отделения находятся при штабе полка.
— Из штаба, что ли, по фрицам пулять станешь? — засмеялся Гриша Маковей. — С пехотой дружить надо и не подставлять их под удар. Мы все оттуда.
Маковей работал на военном заводе и ушел добровольцем на фронт. Тоже попал в окружение, чудом ушел из танкового кольца. Мы подружились и обычно держались втроем: Гриша, Веня Малышко и я. Я считался старшим (все же сержант), а Веню Малышко оба опекали. Войны он еще не нюхал.
Маковей рассказывал, что с завода ушел с большим трудом. Токарей не отпускали. Когда увидел на передовой раздавленные гусеницами трупы с выпущенными кишками и сам полдня пролежал в засыпанной землянке, ругал себя, как последнего дурака, в чем признался лишь мне:
— Какого хрена с теплого места убежал? Надоело по тринадцать часов за станком стоять. Занудился! На военном заводе жить можно. На обед гороховый суп с мясными обрезками давали. Пайка хлебная, как на фронте, а токарям
Насчет контакта с пехотой Гриша говорил верно. Ротные командиры и минометчиков гнали, не желая попасть под раздачу за чужие успехи: «Идите, ройте ямы для своих самоваров, куда подальше! А то повадились прятаться за чужими спинами». Надо думать, что и снайперов встретят с такой же радостью. Но Ангара всегда любил за собой оставить последнее слово:
— Ты, рыжий, гляжу, всего боишься! И танков немецких, и ротных лейтенантов. Девок тоже обнимать боялся?
— Зато ты, кучерявый, первый парень на деревне. Куда ни глянь, Ангара — герой!
— Герой, — подтвердил я, поддерживая товарища. — Он же под Москвой воевал. Медаль вон какую блестящую получил.
Сказал я это не просто так. Ангара любил к месту и не к месту напомнить, что он участвовал в декабрьском наступлении сорок первого года, и если бы не сибиряки, неизвестно, как бы все там сложилось. А медаль «За отвагу» чистил мелом, чтобы она все время блестела. Лейтенант приказал прекратить перепалку, а потом спокойно разъяснил, что где бы мы ни числились, а позиции для стрельбы будут на территории пехотной роты, и нам придется считаться с мнением ротных командиров.
— Им бы только в блиндажах сидеть, — опять подал голос Ангара. — Мы фрицев не трогаем, и они нас не трогают!
Те, кто успел повоевать в пехоте, побывали в ситуациях, когда установленные вплотную к траншеям в помощь нам легкие пушки и минометы вызывали на себя шквальный ответный огонь фрицев. Роты несли большие потери. Не хочу, чтобы у кого-то возникло мнение, будто склоки были обычным явлением на курсах. Это не так. Но любая учебная часть, маленькая или большая, состоит из живых людей с их привычками, недостатками. Многие уже потеряли близких, сами хватили лиха на передовой.
Это не могло не накладывать свой отпечаток на поведение курсантов, средний возраст которых составлял 19-20 лет. В целом мы жили дружно. Каждое отделение составляло без преувеличения как бы небольшую семью. Было принято делиться добытой где-то едой или присланными из дома продуктами.
Однажды двое ребят из нашего отделения забрели на консервный завод. Принесли десятилитровую банку яблочного повидла. Отделение прибрало банку, не отходя от кассы. Я съел без хлеба, запивая водой, с килограмм сладкой, не доваренной до конца массы, Желудок, хоть и с трудом, выдержал такую нагрузку, а на повидло я не мог смотреть несколько месяцев, даже когда голодал.
Вообще, питание в августе сильно ухудшилось. Суп и каша стали совсем жидкими, выручали только пайки хлеба. Тем летом всех нас не покидало ощущение голода. Воровали в садах яблоки, груши, сливы. Один из курсантов-пулеметчиков пытался продать украденные ботинки. Его поймали, исключили из комсомола и отправили рядовым в маршевую роту, уходящую на фронт. Повезло, что не попал в штрафную роту. Жесткий приказ Сталина № 0227 от 28 июля 1942 года «Ни шагу назад» тогда только начинал действовать. Под этот приказ попадали не только те, кто находился на фронте, но и провинившиеся куpсанты, тыловики. Начальство торопилось в донесениях отрапортовать о принятии приказа к исполнению.