Не проси прощения

Шнайдер Анна

— Знаю. Поэтому и спрашиваю. А она не ходила к врачу здесь, в Москве? Если бы ходила, я бы постарался добраться до её медицинской карты.

— Я по этому поводу ничего не слышала, — вздохнула Маша. — Но вот что, Витя… Я попробую узнать. Лечащий врач у Иришки здесь — наш мужик, я с ним знакома. Может, хоть намекнёт на что, если я объясню ему ситуацию.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Виктор бывшую однокурсницу и даже прижал ладонь к груди. — Серьёзно, Маш, благодарен тебе очень. Боялся, что ты меня слушать не захочешь.

— Ну, ещё пару

лет назад не захотела бы, — понимающе хмыкнула Вронская. — Знаешь, сколько за эти годы на тебя от моего имени проклятий свалилось? Если у тебя там были с потенцией проблемы или ты чесался в неожиданных местах, то знай — это я. Злилась на тебя ужасно. Я не такая, как Иришка — она сразу отпустила злость, не свойственна она ей. Ни злость, ни ненависть, вообще никакой негатив к ней не липнет. А я не могла, аж трясло меня, когда думала о том, что ты с моей подругой сделал. И с детьми. С семьёй вашей, которую я считала образцовой, идеальной!

Виктор слушал молча, не перебивая. Он хорошо понимал чувства Маши, поэтому знал, что она должна выговориться.

— А ты… — продолжала между тем Вронская. Она говорила зло, едва не кричала. — Чуть не убил Иришку, всё разрушил. Я тебе каждый день зла желала, Витя, серьёзно. Ругала так, что ты бы наверняка полысел, если бы к тому времени уже не был лысым. Мне кажется, я даже к своему бывшему мужу такой неприязни не испытывала, как к тебе в то время. Веришь?

— Верю. А теперь что изменилось?

Маша пару мгновений молчала, будто задумавшись.

— Честно — не знаю, — вздохнула, понизив голос. — Может, выгорела вся — нельзя ведь столько времени ненавидеть. А может, просто Лёня меня смягчил. Это муж мой второй, отличный мужик. Если сможешь вернуть Иру и сделаешь её счастливой, я вас познакомлю.

— А если не смогу? — грустно улыбнулся Горбовский. Хотя ситуация к улыбкам не располагала.

— Тогда не познакомлю. Но ты уж постарайся. В конце концов, сколько уж можно? Не получается у вас ничего по отдельности, безысходность какая-то. Или, скажешь, у тебя не так?

— Так.

— Ну вот. Может, вместе вы будете счастливее? Ты, конечно, сволочь, Витя, и нет — я тебя никогда не прощу. Но мне хочется, чтобы Ира хотя бы раз нормально улыбнулась. А не этой своей улыбкой, похожей на тень. Она вообще похожа на тень с тех пор, как вы развелись. И вроде бы старалась влиться в жизнь, но… никак. И виноват в этом ты!

— Я знаю, — ответил Виктор негромко. — И поверь мне, Маша, даже если Ира меня простит, сам я себя никогда не прощу. И про проклятья свои не думай — никто не мог меня сильнее проклинать, чем я сам.

— Жалел, значит? — хмыкнула Вронская почти злобно, но Горбовский не обиделся. Он правда хорошо понимал её чувства.

— Очень. Смертельно жалел, Маша.

— Ишь, слово-то какое придумал, — вновь хмыкнула она, но злости было уже меньше. — Смертельно…

— Правда, Маш. Сдохнуть хотелось.

— А чего же не сдох тогда?

Виктор вздохнул. Говорить о тех временах по-прежнему было больно, и вряд ли когда-нибудь

эта боль уменьшится. Особенно если Ира…

— Наверное, потому что у меня, в отличие от Иры, здоровое сердце…

46

Ирина

«Давай попробуем ещё раз. Заново».

Из-за этих слов она весь день не могла нормально сосредоточиться. Даже когда играла с Ульянкой — всё вспоминала Виктора в тот момент, когда он говорил это.

А ведь, похоже, бывший муж действительно верит в то, что может получиться. Заново… Как? Даже если не принимать во внимание тот факт, что время для Ирины уже начало свой обратный отсчёт, — как? Что можно начать, если всё давно закончилось? Развалилось, как замок из песка под воздействием слишком сильного ветра или большой морской волны.

Заново… Слово горчило, как испорченное молоко. Непонятно, что с ним делать — то ли печь из него, то ли выливать…

— Мам, ты меня слушаешь? — ворвался в мысли недовольный голос Марины, и Ирина очнулась, подняла голову, оторвавшись от созерцания лежащей в кроватке внучки. — Я спрашиваю: тебе нормально в съёмной квартире? А то, может…

— Нормально, — перебила дочь Ирина. Подобные разговоры Марина заводила, как шарманку, давно — никак не могла смириться, что после возвращения из Израиля мама не захотела ни жить с ней и Борисом, ни выгонять жильцов из однушки зятя, которую они начали сдавать с тех пор, как съехались. — Я уже говорила тебе, Ришка: мне нравится одной. А если я буду жить с вами, то ты меня совсем заэксплуатируешь.

— Мам…

Марина надулась. Но пусть лучше так, чем заподозрит неладное со здоровьем у матери. Притворяться здоровой пару часов в сутки, приходя в гости, — это одно, но, если бы Ирина жила с Мариной и Борисом, спектакль сорвался бы ещё в самом начале.

Нет уж. Пусть не понимают ничего как можно дольше. Зная Марину, Ирина не сомневалась: дочь сразу запсихует, молоко наверняка пропадёт…

— Не обижайся, Ришка, — улыбнулась Ирина. — Но ведь правда — ты любишь, когда я готовлю. А мне это надоело слегка. Я и у Маши когда жила, кашеварила постоянно — она другой оплаты за постой с меня всё равно не брала.

— Ладно уж, — пробормотала Марина, закатив глаза, — хотя не такой уж я и эксплуататор…

— Такой-такой, — засмеялась Ирина, и обрадовалась, когда дочь закрыла тему.

Вечером, возвращаясь на съёмную квартиру, Ирина вновь вспоминала, как сидела в кафе с бывшим мужем — о чём они говорили, как он смотрел на неё, как предложил попробовать ещё раз. И стало даже любопытно, как Виктор представляет себе это «давай попробуем». Но главное — зачем? Ни Марина, ни Максим не станут относиться к отцу лучше, если он вновь будет жить в одной квартире с Ириной. То есть их доброе отношение он не вернёт. Тогда ради чего? Виктор ведь может себе и другую женщину найти, помоложе и поздоровее. Но зачем-то предлагает Ирине «попробовать»…