Не просто о любви
Шрифт:
Ветер меж тем крепчал. Лодка Алекса, преодолевая встречную волну, двинулась к берегу и вскоре ткнулась в песок в каких-нибудь тридцати метрах от полосы прибоя.
Тут насторожившаяся было Олеся сильно заволновалась. Волнение ее еще только усилилось, когда она заметила, как выпрыгнувший наружу Алекс ловит какие-то мешки, до поры таившиеся под лавками и которые теперь рыбаки активно катапультировали прочь. У нее еще оставалась надежда, что этот сухой паек – гуманитарная помощь островитянам, прячущимся в дебрях острова, но она растаяла, когда, вместо того чтобы вернуться в лодку, золотая молодежь энергично пошлепала
– Ты что, охренел? – взвилась она, стараясь перекричать романтичный шум ночного прибоя.
– Не волнуйся. Завтра после очередного жемчуга они вернутся, – успокоил ее радостный ребенок.
– Да не хочу я торчать здесь всю ночь. Я возвращаюсь в отель, – твердо заявила Олеся и двинула назад к лодкам.
Но природа была против, ей почему-то непременно нужно было, чтобы одна отдельно взятая белая женщина была съедена на необитаемом острове именно сегодня. Волны грубо толкали ее к берегу, не давая ступить и шагу вперед. Проще было двигаться заодно с ними, и Олеся сдалась. Физически, но не морально.
Пока она сражалась с волнами, Алекс успел разложить вещи на берегу и даже насобирал какого-то кокосового хвороста из того, что выбросил океан.
Олеся вышла из пены, как Венера Боттичелли, только злая и мокрая.
– Ну ты и сволочь, – заявила она с океанского порога, с тоской провожая уходящую в темную даль обшарпанную корму, – ты что себе позволяешь? Привык, что все дозволено! Немедленно позови их назад, я здесь и минуты не останусь.
И в доказательство серьезности своих намерений она безжалостно швырнула один из мешков подальше в волны.
– Это был наш ужин, – констатировал Алекс, почесав в затылке.
– А мне плевать, – горячилась Олеся и уже протянула руку за следующей жертвой, но папин сын ее опередил.
– В этом мешке палатка и одеяло. Можешь и его выбросить, только здесь есть пальмовые крысы, а они церемониться не любят – жрут что попало, не разбирая, где московская тетка, а где кокос.
Олеся, слегка подумав, повременила с местью.
– Верни лодки, – потребовала она и сама для порядку покричала и помахала руками в абсолютную темень океана.
– Бесполезно. Да ты и не попала бы в отель. Они возвращаются по домам, денег у тебя нет, а по-английски они говорят плохо, – констатировал Алекс деловито в напрасных попытках разжечь огонь, задыхающийся под окрепшим бризом.
– И что теперь делать? – задала Олеся один из извечных вопросов русской интеллигенции. Ответ на второй: кто виноват, – был для нее, увы, очевиден.
– Я рад, что ты спросила. Есть два варианта. Ты можешь продолжать орать, охрипнуть минут через пять и остаться без ужина и ночлега. Или есть еще опция: провести лучшую ночь в своей жизни без мобильных телефонов под тропическим звездным небом на лоне райской природы. И бонус… косячок.
– Да пошел ты, – самовыразилась Олеся.
– Не смею настаивать. Но, между прочим, ты еще можешь попробовать спасти наш ужин, если он недалеко уплыл. Кто знает, сколько нам придется прочахнуть здесь, на необитаемом острове, если завтра начнется ураган и за нами никто не приплывет.
Олеся послала милое дитя еще раз и с большим чувством.
Однако мысль о лучших годах, проведенных вдали от цивилизации, слегка омрачила ее боевое
Вдоль полоски пляжа с грохотом разбивались волны. Рыча, они набрасывались на спящий берег и с ворчанием, в котором Олесе слышалась угроза, нехотя отползали обратно. Недолго думая, пленница острова благоразумно предпочла вернуться к слабенькому костерку, который Алексу удалось все-таки развести посреди вселенской темноты. Ветер полоскал его рваные лоскуты, безжалостно трепля их из стороны в сторону, но все же это был хотя и ненадежный, приют тепла и защиты посреди враждебного мира.
Осмотревшись в поисках исчезнувшего куда-то парня, Олеся с облегчением констатировала, что, по крайней мере, фонарь был им предусмотрен. И теперь его слабый луч шарил в пальмовых зарослях, где ветер, запутавшийся в широких листьях, слегка слабел и пел ровно и глубоко, перебирая их резные струны.
Она огляделась. С визуальным рядом было плохо – в двух метрах ни зги не видно, зато звуковой превышал все допустимые пределы. Это не обнадеживало. Приунывшая Олеся сжалась у костра, стараясь согреться – несмотря на тропические широты, ночь показалась ей зябкой и влажной – океан выбрасывал на берег тонны брызг. На мгновенье они зависали в ночном воздухе, охлаждая его, чтобы потом неминуемо обрушиться вслед за волнами и снова стать шипящей соленой газировкой.
Новоявленный островитянин появился из темноты. Жмурясь на огонь, уселся по-турецки и не спеша прикурил от корявой головешки. Тот факт, что он не обращал на Олесю никакого внимания и, казалось, был совершенно доволен жизнью, несмотря на видимые неудобства положения, снова возбудил в Олесе желчеотделение.
– Ужина не будет.
Алекс равнодушно пожал плечами. В свете костра его лицо казалось совсем юным, по-мальчишески нежным и сонным.
– Там же был и завтрак, и обед, – сказал он и затянулся, после чего медленно выдохнул пахучий дым, мешая его с дымом костра.
Исторгнув воинственный клич, Олеся набросилась на наглеца и успела порядком попинать его, прежде чем получила подножку и оказалась подмята молодым и сильным телом. Долгий предупреждающий поцелуй не заставил себя ждать. Олеся хотела уже применить излюбленный женский прием – ногой в пах, но вдруг ее взгляд переместился в сторону, и свет от целой россыпи ярчайших бриллиантов резанул по глазам. Следуя ее взгляду, Алекс тоже оглянулся. Оба сели и некоторое время молча взирали на небо, потрясенные грандиозностью своего открытия.
– Никогда такого не видела!
Как ни старалась, Олеся не могла скрыть восхищения. Глаза ее расширились, рот приоткрылся, и оттуда вырвался восторженный полувздох.
– И не увидишь в своем городе, – подтвердил Алекс, снова прикуривая затоптанную было Олесей сигарету.
Он подобрался поближе к замершей спутнице и, откинувшись, улегся рядом на прохладный песок, закинув руку за голову. Алый огонек его сигареты то разгорался, то, тлея, тонул в ночи.
– В городе у меня работа, – отозвалась Олеся, – я люблю свою работу, между прочим. Не говоря уже о том, что она приносит бабло. А тебе не скучно жить, ничего не делая?