Не пугай ежа голым задом
Шрифт:
– Я еду в Москву! У меня там дел накопилось немерено! Вечером вернусь, а ты пока присмотри, чтобы эти психи нам дачу на щепки не разнесли!
– Может, хоть позавтракаешь? – спросил я.
– В городе что-нибудь перехвачу, – пообещала она. – Да и аппетит у меня от всего этого пропал начисто!
– Причем без всяких диет! – многозначительно заметил я, потому что мою жену, как и каждую среднестатистическую российскую женщину, периодически охватывал страх, что она сильно поправилась и ей непременно надо похудеть, хотя, с моей точки зрения, у Маруси с фигурой все было в порядке.
Переодевшись, жена направились
– Будем надеяться, что она отмывается! – грустно сказала Маруся и уехала.
Я не менее грустно посмотрел ей вслед и вернулся в дом. Безрадостно посмотрев на плиту, я понял, что готовить завтрак мне, пусть и для себя любимого, совсем не хочется, и принял мудрое решение позавтракать в кафе. Поскольку там постоянно пировали до утра толпы заезжих гуляк, из которых никто до сих пор не отравился, а то бы это заведение мигом прикрыли, значит, и мне ничего не грозило. Подходя к «Сайгону», я увидел, что возле него прохаживался Афонин и бдительно следил, чтобы все было в порядке, потому что его хлебом не корми, а дай покомандовать. А неподалеку от кафе трудолюбивые вьетнамцы в традиционных шляпах и с мотыгами в руках деятельно обрабатывали свой огород, который принял уже довольно цивилизованный вид и весело зеленел, так что на всеобщее обозрение виднелись только их согбенные спины и обтянутые шароварами пятые точки.
– Что вы здесь караулите? – спросил я Виктора Петровича, когда подошел поближе.
– Да вот пришел проверить, не сюда ли бомжи по сговору с вьетнамцами нечистоты из туалета Богданова вывезли, в смысле, на свой огород, – объяснил он.
– Ну, и что выяснили? – с интересом спросил я.
– Не сюда! Показали они мне ту яму, куда бомжи грунт сваливали, так что можешь питаться здесь без всякого опасения, – ответил он.
– А вы? – поинтересовался я.
– А я не Ротшильд! – отрезал он. – Я деньги не печатаю, а своим горбом зарабатываю и на пустяки их тратить не собираюсь!
«Куркуль, он и есть Куркуль, – подумал я. – Ведь если сложить его военную пенсию и то, что он зарабатывает, продавая продукты со своего сада, кур с яйцами и кроликов, то у него получается куда больше, чем у нас с женой, если разделить на двоих. Но поскольку его все равно не переделаешь, то не стоит и внимания обращать!» – решил я и пошел в кафе.
– А вот чаю я, пожалуй, выпью! – раздался сзади меня голос Афонина, который догнал меня, так что внутрь мы вошли вместе.
Глава 15. МАША. ЯБЕДНИЧАТЬ НЕХОРОШО, НО ВОТ ПРИХОДИТСЯ
Приехав в Москву и немного успокоившись, я поела в летнем кафе и прямиком отправилась на Петровку, 38. Вняв доводам мужа, что отец Жеки вполне может и не знать о буйных похождениях своего наследника, я решила сначала сама поговорить с этим папашей, а если пойму, что он не собирается принимать никаких мер, чтобы образумить своего отпрыска, то тогда и к Злободневному обратиться можно, а уж тот своего не упустит! Но добраться до полковника милиции Антона Васильевича Наумова оказалось непросто. Сначала меня долго мариновал дежурный, выпытывая, по какому это поводу я собиралась побеспокоить высокое начальство, и убеждал написать заявление, которое он и примет, а если будет
– Здравствуйте, Антон Васильевич, – сказала я. – Мое имя вам ничего не скажет, потому что мы не знакомы, а пришла я к вам по поводу вашего сына. Мы не могли бы с вами срочно поговорить?
На другом конце провода повисла пауза, а потом полковник сказал:
– Подождите меня, я сейчас спущусь.
Наумов был одет в штатский костюм и оказался весьма симпатичным мужчиной лет пятидесяти с внимательным, острым взглядом и произвел на меня самое приятное впечатление, но внешность, как известно, бывает ох как обманчива. По моей просьбе он хоть и страшно удивился, но все-таки предъявил мне свое служебное удостоверение, и я убедилась, что передо мной действительно он, а потом сам тщательно изучил мой паспорт.
– Ну, что же! – сказал он, когда процедура знакомства была закончена. – Чтобы не смущать вас казенной обстановкой, предлагаю пойти в кафе здесь неподалеку, и вы расскажете мне, в чем состоит ваша проблема.
– Если бы только моя, – вздохнула я.
Недалеко от МУРа действительно находилось очень симпатичное кафе, где мы и устроились. Наумов заказал кофе с пирожными и, когда их принесли, закурил и сказал:
– Слушаю вас!
На всякий случай я начала издалека, но все-таки слегка показала когти:
– Антон Васильевич! Хочу вас заверить, что, как и все остальные люди, с очень большим уважением отношусь к вашей организации и вашей нелегкой работе. Но ситуация такова, что если мы не найдем у вас понимания, то нам придется обратиться к средствам массовой информации, а такие возможности у нас есть, можете мне поверить. Но я полагаю, что никто из нас не хочет обострения отношений, которое потом выльется в грандиозный скандал, и поэтому я приехала к вам. Можете считать меня полномочным представителем терроризируемого вашим сыном населения.
– Что-то преамбула у вас длинновата получилась, – усмехнулся он. – Давайте считать, что вводная часть закончена и принята мной к сведению, и перейдем непосредственно к делу, – предложил он.
– Не возражаю, – согласилась я. – А оно заключается в том, что ваш сын Жека – вероятно, Евгений, снял дачу в нашем поселке и превратил жизнь его обитателей в ад на земле.
– Почему вы решили, что это мой сын? – тут же спросил он.
– А кто же еще? – удивилась я. – Он с ходу заявил, что его папахен полкашом в МУРе ишачит, и тряс вашим, вероятно, оставленным в машине кителем, а кроме того, джип, на котором он с компанией приехал, как мы смогли выяснить, принадлежит вам.
– А какой марки джип и какой у него номер? – поинтересовался он и, услышав мой ответ, подтвердил: – Да, это моя машина! Так что же Жека там у вас натворил?
И я принялась повествовать, как тот Гомер. Начала же я «от печки», то есть с момента появления в нашем товариществе этой буйной компании, возглавляемой Жекой, которую составляли наглые и самодовольные прожигатели родительских денег и их прошмандовки, которых по виду сняли прямо с трассы.
– Прошмандовки? – хмыкнул полковник.