Не путай клад с могилой
Шрифт:
– Не видела. Видела только, как машина отсюда отъезжала.
– Какая машина?
– Милицейская, с синей полосой.
Если бы окна выбила Марина, было бы намного лучше. Мне так хотелось, чтобы это сделала она, что я схватил ее за руки и развернул ладони кверху. Чистые, розовые, немного влажные. Во всяком случае, камни с пыльной обочины она не поднимала.
– Что это вы так смотрите? – удивилась она, и ее щеки вмиг покрылись румянцем.
Я все еще не отпускал ее отвратительные слабые руки с тонкими пальцами и короткими ногтями, за которые я пытался ухватиться, как за спасательный
– Вот что, – произнес я, задыхаясь, словно только что прибежал с набережной. – Вот что я хочу тебе сказать…
– Что? – спросила Марина.
– Ты прости меня, вот что. Я был не прав тогда. Я был слишком груб.
– Когда – тогда?
– Когда погибли молодожены… Я ведь не знал, что ты любила Олега.
Марина опустила глаза, высвободила руки и поправила волосы.
– Любила – не то слово, – тихо сказала она. – Я его… я его просто… в гробу хотела видеть! Меня тошнит, когда я вспоминаю его липкие руки и мокрый язык. Он облизывал меня, как тарелку из-под варенья, есть такой способ…
Она внимательно посмотрела на меня, как визажист на своего клиента.
– Один раз встретишь ублюдка, так потом начнешь ненавидеть всех мужчин… Это ничего, что я так вам говорю?
Я молчал. Это было самое умное из того, как можно было бы отреагировать на слова Марины.
– Перепихнулся со мной один раз, а потом стал смотреть на меня, как на унитаз, и трястись от страха, что его курица обо всем догадается. Знаете, это так мерзко – узнать, что отдала себя трусу.
Она повернулась, сделала несколько шагов, остановилась.
– А вы, наверное, очень огорчились, когда посмотрели на мои руки, да? Представляю, как бы вы размазали меня по стене, если бы это я кинула камни. Примите соболезнования! Милицию не обидишь, перед ней пресмыкаться надо! Очень, очень вам сочувствую!
И побежала по лестнице на набережную.
– Ну, что там? – спросил профессор, когда я вернулся во двор.
– Ничего, – ответил я безразличным голосом, поднялся на второй этаж, взял ключи от номера молодоженов и открыл дверь.
Стеклянные крошки блестками осыпали обе кровати и пол. Сила удара была настолько велика, что несколько осколков размером с мелкую монету вонзились в противоположную от окна стену. У двери в душевую валялась бутылка из-под шампанского. Я поднял ее, держа двумя пальцами за пробку, сунул под кран, смывая стеклянную пыль, потом вытащил пробку и вытряхнул клочок газетной бумаги, скрученный трубочкой.
Заголовок статьи был вырезан таким образом, что от него осталось всего два слова: «УХОДИТ ВРЕМЯ».
Глава 24
Никогда бы не подумал, что Марина так сильно привязана к Курахову. Если бы я не узнал причину ее слез, то подумал бы, что с ней случилась большая беда. Она сидела за круглым столиком открытого кафе, освещенная гирляндой разноцветных ламп, и ее заплаканное лицо в ритм тяжелого рока меняло цвета с красного на синий, словно девушка примеряла маски. Профессор с безучастным видом рассматривал маслянистый
– Добрый вечер, господин директор! – первым приветствовал меня Курахов, но сесть рядом не предложил.
Марина не пыталась скрыть слезы. Всхлипывая, она чуть-чуть отпила темного вина, затем еще и еще раз, словно в стакане был горячий чай. Губы девушки не оставляли на стекле следов помады, что выглядело непривычно и даже странно, как если бы не было следов за человеком, идущим по глубокому снегу.
– Может быть, вы сумеете уговорить Валерия Петровича, – слезным голосом произнесла Марина и придвинула мне стул.
– Нет, – сдержанно сказал профессор, продолжая гонять коньяк по дну стакана. – Господин директор не сумеет меня уговорить. И вообще хорошо было бы обойтись без советчиков.
Но было уже поздно. Я воспользовался приглашением Марины, сел за стол и с напускной заботливостью спросил у девушки:
– Что случилось?
– Ничего особенного, – ответил за Марину профессор. – Так сказать, пустяковая семейная проблема. Поверьте, мы сумеем ее решить без вашей помощи.
– Нет-нет! – взяла меня за руку Марина. – Не уходите! Я прошу вас, не уходите, не оставляйте меня…
– Дело в том, – поспешил по-своему изложить суть проблемы Курахов, – что, на мой взгляд, Марише небезопасно оставаться рядом со мной. Я купил ей билет в Москву. Но, как видите, начались капризы.
– Я вам не чужая, – с трудом произнесла Марина. Слезы стремительно накатывали и начинали душить ее. – Я вам не чужая!! – дрожащим голосом повторила она. – У меня больше никого нет… Зачем вы так со мной…
– Ну-ну, хватит! – профессор испугался ее слез и накрыл ладонь Марины своей. – Не надо расстраиваться. Я все знаю, Мариша, слова здесь лишние. Я беспокоюсь о твоем благополучии, только и всего.
– А что вы имели в виду, Валерий Петрович, когда говорили о небезопасности? – спросил я.
Вопрос был лишним и ненужным. С моей стороны это была бесполезная попытка защитить честь своего «пятизвездочного бомжатника», профессор же воспринял этот вопрос как вызов.
– Я имел в виду то, что имел в виду, – сухо уточнил он. – И не пытайтесь убедить меня в том, что проживание у вас ничем не грозит ни мне, ни Марише.
– Вы не правы, – слабым и гнусавым голосом, словно у нее был сильный насморк, произнесла Марина. – Мне никто не угрожает. Я никому не нужна, чтобы мне угрожать. Но оставить вас в такой обстановке – это все равно что предать… Это не по-христиански.
– Хорошо! – Курахов легко шлепнул ладонью по столу. – Ты останешься в Крыму. Я устрою тебя в хорошую ялтинскую гостиницу. В нормальную государственную гостиницу с нормальными порядками.
Марина отрицательно покачала головой и вытерла глаза ладонями.
– Нет, я должна быть рядом с вами.
– Упрямство еще никогда не доводило до добра, – высказал сомнительную банальность Курахов.
– Я останусь с вами, – тверже повторила Марина.
Курахов промолчал и покосился на меня. Наверное, он ответил бы Марине резко, будь они вдвоем.