Не путай клад с могилой
Шрифт:
– В самом деле! – неожиданно поддержал скептицизм Лады профессор. – Человек – это не манускрипт, господин директор. И даже не чемодан.
Я не стал доказывать обратное, молча обхватил Ладу чуть выше колен, приподнял ее и взвалил себе на плечо. Она не успела пискнуть, как я взялся свободной рукой за оконную ручку, встал на подоконник и, пригнувшись, без особого труда достал ногой до ближайшей перекладины пожарной лестницы.
– Вопросы есть? – спросил я, возвращаясь обратно и опуская девушку на ноги.
– Подождите! – воскликнула Лада и подняла палец. –
– Какой еще сатана? – встрепенулся Курахов, словно Лада непристойно выразилась. – Что за бред?
Я остановил профессора движением руки и пояснил:
– Батюшка спал внизу, когда кто-то швырнул в стеклянную стену кирпич. Нашему священнику показалось, что это был сатана.
– Понятно! – кивнул профессор. – Шизоидная и конфабулятивная [6] реакция на религиозно-фанатический психоз.
6
Конфабуляция – психическое отклонение, когда больной утверждает, что с ним происходило то, чего на самом деле никогда не было.
– И все-таки, – напомнила Лада. – Зачем надо было разбивать стекло?
– Мы занимаемся не своим делом! – покачал головой профессор. – Мы начинаем играть в детективов. А надо принимать срочные меры!
– К примеру, какие? – поинтересовался я. – Может быть, сообщить в милицию?
– Ночью? В милицию? Не смешите меня! Там сейчас все спят.
– О-о-о! – протянула Лада и потупила глазки. – Вам, должно быть, никогда не приходилось иметь дело с милицией ночью.
– Вы отгадали, милая! В отличие от вас – никогда.
Я сел на подоконник так, чтобы видеть одновременно и Ладу, и Курахова.
– Профессор, – сказал я. – Давайте перестанем валять дурака.
– Что? – захлопал Курахов глазами. – Вы о чем?
– О том, что наступило время все называть своими именами. Вы полагаете, что Марину утащил Уваров. Скорее всего вы правы, ему несложно было сделать это. Вы знаете, для какой цели он это сделал и что потребует в качестве выкупа, и потому не заинтересованы в милиции. Я прав?
– А вам не кажется, что вы слишком торопитесь с выводами? Вам понадобилось несколько минут, чтобы все разложить по полочкам. И все-то вы знаете, и все-то вы просчитали! Надо же, какой проницательный! А если все не так?
– А если так?
– Тихо!! – перебила нас Лада. – Телефон у кого-то надрывается!
– Очень кстати, – пробормотал я, срываясь с места. База радиотелефона находилась в моем кабинете, трубка – в номере профессора. Я побежал в кабинет. Лада и Курахов, словно я что-то украл у них, – за мной.
Телефон курлыкал слишком настойчиво для глубокой ночи, словно звонивший был твердо уверен, что в гостинице никто не спит. Я нажал на желтую кнопку спикерфона, и из динамика, как джинн из бутылки, вырвался гул движущегося автомобиля.
– Аллоу! –
Курахов, стоящий рядом с телефоном, посмотрел на меня и приложил палец к губам.
– Нет, это не Валерий Петрович, – ответил я. – Кто вам нужен?
Мы втроем, окружив столик с аппаратом, затаили дыхание и слушали голос из динамика.
– Короче, передай Курахову, что его Маруся в надежных руках. И пусть не вздумает обращаться в милицию – сыщики найдут только ее голову где-нибудь на трассе. Следующий сеанс связи – через четыре часа. Пусть он ждет у аппарата…
И короткие гудки. Мы с Ладой взглянули на профессора.
– По сотовому телефону? – зачем-то спросил он у нас. – Ну да, конечно. Они едут на машине в неизвестном направлении. Через четыре часа позвонят из какого-нибудь вшивого отделения связи, затем – снова по сотовому. Короче, их не найдешь.
Он помрачнел. Я впервые видел, чтобы профессор находился в столь удрученном состоянии.
– А что они от вас хотят? – спросила Лада.
Вопрос требовал настолько длинного ответа, что ни я, ни профессор не сказали вообще ничего.
– Черт! – произнес профессор минутой позже. – Это ломает все мои планы. Пойти на такое! Мерзавец! Мерзавец!!
Он принялся ходить по кабинету из угла в угол. Мы с Ладой некоторое время следили за ним, словно за пинг-понговым мячиком, потом нам это надоело.
– Через четыре часа, – бормотал профессор. – Это значит, почти в семь утра.
– Ага! – зевнула Лада, обвила рукой мою шею и мечтательно добавила: – Еще целых четыре часа можно поспать!
Курахов стрельнул глазами в ее сторону, затем вопросительно взглянул на меня, будто хотел выяснить, разделяю ли я ее точку зрения. Я разделял, потому что, как ни пытался вызвать в своей душе чувство сострадания к профессору, ничего не получалось. Курахов доигрался, несмотря на многочисленные предупреждения.
Я взял со стола свечу, Лада пустила луч фонаря на дверь кабинета.
– Вы что ж это, собираетесь идти спать? – с негодованием в голосе спросил профессор.
– А что вы можете предложить?
– Как что? Как что? – возмутился профессор. – Из вашей гостиницы похитили постояльца, выбили стекло, и вы при этом так равнодушны, словно вас это ни в коей мере не касается.
– В очень незначительной мере. Стекольщика сейчас все равно не вызвать, а в милицию в самом деле лучше не сообщать.
– Ну допросите хотя бы этого мохнатого безумца! Сделайте хоть что-нибудь! Вы же вроде как частный детектив!
– Не думаю, что священник скажет нам что-либо вразумительное, – ответил я.
– Но вы хотя бы попытайтесь! – настаивал профессор.
– Какой зануда! – шепнула мне Лада. – Неужели он не понимает, что мы не хотим допрашивать лохматого!
– Прошу! – сказал я профессору, показывая рукой на аквариум.
Луч фонаря выхватил из темноты затравленные, потухшие глаза отца Агапа. Он все еще стоял на коленях, но в свете фонаря встал и протянул ко мне руки.