Не путай клад с могилой
Шрифт:
Новый порыв к страстной молитве батюшка преодолел с трудом. Он вскочил на ноги и, сотрясая бетонный пол толстыми подошвами ботинок «Трек», стал быстро ходить из угла в угол.
«Надо успокоиться и привести свои мысли в порядок, – мысленно призвал себя к мужеству батюшка. – Даже если я не ошибся. Даже если этот голос в самом деле принадлежит…»
Он остановился и застыл, словно услышал за спиной глас божий. «А чему ты удивляешься?» – подумал батюшка и даже повел руками. Ему казалось, что рядом с ним стоит его двойник, его материализованное «я», и обращается к нему, как к живому. Если в ту ночь перед тем,
Дав волю своим чувствам, батюшка сполна навешал эпитетов на подлого похитителя Марины, показав господу свою праведную ненависть к падшему человеку. Потом он призадумался: а как давно началось это падение? И чем больше думал, тем все более страшные картины рисовало воображение.
Глава 38
Отцу Агапу казалось, что этот огромный и жестокий день не закончится никогда, что за стенами подвала будут матово светить низкие облака и сыпать мелкий, растворяющий тени дождь, отчего весь мир будет казаться бесцветным и плоским, как изображение на некачественной фотографии. И когда вдруг лязгнул замок и отворилась узкая дверь в металлических воротах, он не поверил своим глазам. Проем залила бархатная чернота ночного неба, усыпанная серебряными опилками звезд. Но не это заставило батюшку вскрикнуть и кинуться к двери. В подвал зашла Марина.
– Девочка моя! – закричал священник, почувствовав, как в одно мгновение с его души свалился камень.
Он неловко облапил ее, безмолвную, хрупкую, в чужой, не по размеру большой кожаной куртке, передавшей ему холод и свежесть ночи, и, часто гладя ее по рыжим волосам, заплетающимся от волнения языком бормотал:
– Уже ничего не бойся. Все уже позади. Я с тобой. Господь услышал наши молитвы. Нас уже ничто не разлучит. Они уже не посмеют тебя обидеть…
Марина молчала. Отец Агап подумал, что девушка плачет, и провел ладонью по ее щекам, чтобы вытереть слезы, но щеки были сухими. Он слегка отстранил ее от себя и посмотрел на ее спокойное, сосредоточенное лицо.
– Тебя… били? – осторожно, боясь этим вопросом причинить подопечной боль, спросил он. – Эти негодяи издевались над тобой?
Марина молчала, и священник воспринял молчание как знак согласия и мужества.
– Ты молилась? – тише спросил он и, не дожидаясь ответа, взял ее за руку и повел в угол, на тряпичную кучу. – Я нашел воду! – восторженно добавил он. – Они забыли, что в канистре осталась вода! Ты, наверное, умираешь от жажды?
Он торопливо встал на колено у канистры, открыл крышку, бережно налил в ладонь и медленно поднес ее к губам Марины. Девушка так же медленно отвела ладонь батюшки в сторону и повернулась к нему спиной.
– Что с тобой? – прошептал отец Агап. Сквозь его пальцы просачивалась ржавая вода, и капли ритмично цокали по бетону. – Ты не узнаешь меня?
Марина круто повернулась, глубоко вздохнула и, плотнее запахивая куртку, прикрыла глаза.
– Простите, батюшка, – слабым голосом произнесла она. – Я только сейчас… только сейчас стала понимать, что… Ох, прижмите меня к себе, прижмите крепко!
Отец Агап, умирая от жалости к девушке, принял ее в
– Меня кололи психотропными препаратами. И я все забыла!
– Негодяи!! – вскричал батюшка, дрожа от ненависти. – Антихристы!! Нелюди!!
– Не надо, – поморщившись, попросила Марина. – Это бесполезно. Здесь хоть из пушки стреляй – снаружи никто ничего не услышит.
– Но ты же видела?! – гневался батюшка, крепко сжимая плечи Марины. – Ты видела его, этого бессовестного разбойника?! Я узнал голос! Это же он! Он!
Марина, закрыв глаза, отрицательно качала головой.
– Нет, батюшка, нет! Я ничего не видела! Меня усыпили клофелином. Но мы не о том говорим. У нас мало времени. Меня скоро уведут отсюда.
– Как? – отшатнулся батюшка и опять крепко схватил Марину за плечи. Наверное, он причинял ей боль, и Марина морщилась. – Тебя уведут? Разве нас снова разлучат?
– Да, – жестко ответила Марина. – Меня впустили к вам только для того, чтобы вы убедились, что я жива и здорова. Не тратьте понапрасну время. Отдайте им манускрипт! Чем быстрее вы это сделаете, тем быстрее нас с вами отпустят.
Батюшка выдержал паузу. Ему неимоверно трудно было смотреть в молящие глаза девушки.
– Присядь, – тихо и с достоинством сказал он. – Выслушай меня и постарайся понять.
Он сел. Марина, закутавшись в куртку, продолжала стоять.
– У меня манускрипта нет, – произнес батюшка.
– Как? – Марине, должно быть, показалось, что она ослышалась.
– У меня его никогда и не было.
– Но как же?! – с безумной улыбкой произнесла Марина. – Как же не было? А почему же вы здесь? Зачем вы приехали сюда?
– Чтобы разделить с тобой твою горькую судьбу.
– Чтобы разделить? – ужаснулась Марина и вдруг нервно рассмеялась и почти закричала: – Да зачем мне нужен этот дележ? На кой черт мне твое сострадание? Мне манускрипт нужен! Без него мне ни свободы, ни жизни не видать! Ты понимаешь это, болван?
Отец Агап помертвел. Его взгляд, устремленный в глаза Марины, превратился в немой крик. Он не мог поверить своим ушам. Его хрупкий цветок, над которым он столько времени так старательно и бережно колдовал, стремясь наполнить душу девушки любовью к богу, вдруг на глазах порос ядовитыми шипами.
– Что ты, Марина! – едва смог произнести он. – Побойся бога, девочка моя! Что ты говоришь!
Марина дернула головой, схватилась руками за виски, потом машинально вытащила из кармана куртки сигарету, чиркнула зажигалкой и, выдыхая дым, негромко сказала:
– Простите меня, батюшка. Я не в своем уме. Это все наркотики… У меня нервы уже ни к черту!
– Ты разве… куришь? – растерянно спросил батюшка. Ему казалось, что сердце его не выдержит такой страшной метаморфозы.
– Тут не только закуришь! – буркнула Марина и, не вынимая сигареты изо рта, качнула головой, кидая косичку на грудь, сняла с нее резинку, расплела и распушила рыжие волосы. Казалось, что на ее голове вспыхнул факел. – Все! Все! – добавила она, сжимая кулаки. – Давайте оба успокоимся, возьмем себя в руки. Иначе по глупости испортим все хорошее, что между нами было… Рассказывайте, батюшка, не молчите! Сейчас нельзя молчать. Нам надо выговориться и облегчить душу. Вы же сами учили меня этому.