Не разбивай мое сердце
Шрифт:
Не было никакой необходимости переживать о завтрашнем дне, предупреждала я себя, когда мы ехали к начальной школе Сейдж. Мне нужно было волноваться о сегодняшнем дне. Мне просто нужно было привезти Сейдж в школу вовремя и...
— Сейдж, ты позавтракала?
— Я поела хлопья.
— Хорошо, я забыла сделать тебе обед...
— Могу я его купить? — спросила она радостно, подпрыгивая на сиденье.
Почему дети, которым упаковывали еду с собой, всегда мечтали купить еду в столовой, а дети, которые питались там, мечтали об упакованном
— Да. — Я порылась на дне сумки, нашла несколько долларов и передала их между сиденьями. — Не потеряй.
— Не потеряю, — пообещала она, засовывая купюры в передний карман рюкзака.
— Я заберу тебя после школы, — сказала я ей, и это ощущалось как в миллионный раз, когда остановилась на остановке перед тротуаром.
Когда она начала снова ходить в школу после смерти Рейчел, то каждый день спрашивала, заберу ли я ее. Каждый божий день, чтобы убедиться, что я о ней не забуду. В конце концов, это стало нашим утренним обычаем, и даже прежде, чем она могла спросить, я заверяла ее, что приеду.
— Хорошо! Люблю тебя! — закричала она, когда протиснулась мимо ног Гевина и вылезла из машины.
— Тоже люблю тебя!
Я ждала и наблюдала, как она пройдет в двойные двери, даже если автомобиль позади меня подъезжал все ближе к моему бамперу. Они могли врезаться в мою машину сзади, но я не собиралась двигаться с места, пока не увидела бы, что Сейдж внутри и в безопасности.
Когда мы вернулись в дом, я немного вспотела, а мальчики кричали, и грязный памперс Ганнера не спасал ситуацию. Я любила Келла и Гевина, но в этот момент я мечтала натянуть шумоподавляющие наушники на две минуты, пока брала желудок под контроль.
— Нехорошо себя чувствуешь? — спросил Гевин, когда я меняла памперс Ганнеру в гостиной.
— Я в порядке, малыш, — заверила его, прикрывая рот. — Просто немного болит живот.
— Газы?
— Может быть, малыш.
— Фууу.
— И не говори.
— Тетушка Кейт, я голоден, — закричал Келлер, вися вниз головой на диване.
— Келлер, почему ты всегда вверх ногами?
— Мне нравится быть вверх ногами.
— Ну, я не разговариваю с людьми, которые виснут вверх ногами, поэтому или ты слезешь, или я не буду слушать, — ответила я спокойно, потянув Ганнера на ноги.
— Я хочу блинчики, — приказал Келлер, становясь рядом со мной. — С сиропом.
Я медленно повернула голову и уставилась на маленького мальчика, который быстро становился требовательным засранцем.
— Что это? — спросила я, приподняв бровь.
— Я хочу блинчики, — он скрестил руки на груди и выпятил свой маленький подбородок с вызовом.
— Хочешь спросить как-то по-другому, приятель?
— Я хочу блинчики, — сказал он снова упрямо, прежде чем насупил брови. — Сейчас.
Моя челюсть отвисла, и кожа покраснела, когда я смотрела на этого ребенка. Я не могла поверить, что он так себя вел, хотя, вероятно, должна была. Поведение Келлера медленно становилось все хуже и хуже, как бы не пыталась исправить или перенаправить
— На пять минут в свою комнату, Келлер, — сказала спокойно, мое сердце колотилось в груди, когда я вставала на ноги. Мой желудок сжался, я была на грани слез, но я не позволила раздражительности просочиться в свой голос. — Ты знаешь, что не должен так со мной разговаривать.
— Я не хочу идти в свою комнату! — захныкал он, когда я подняла Ганнера, прижав к своему бедру, и повела их с Гевином на кухню.
Когда я не обратила внимание на хныканье Келлера, его голос стал громче, пока он не закричал.
— Я не хочу в свою комнату! — кричал он, его кулаки сжались по бокам, когда я усаживала Ганнера на высокий стульчик, а Гевина в его бустер.
— Вы, ребята, хотите овсянки? — спросила я спокойно мальчишек, пока Келлер продолжал орать.
— Да, пожалуйста, — ответил Гевин, в то время как Ганнер знаками показывал слово «есть».
— Ты хочешь с коричневым сахаром или черникой? — спросила я Гевина, когда повернулась к холодильнику.
Не успела сделать шаг, прежде чем меня толкнула вперед сила маленького ребенка, который врезался мне в ногу сзади.
— Ты гадкая! — кричал Келлер, ударяя по задней части моего бедра. — Я тебя не люблю!
— Келлер, перестань! — перекрикивала я его, из-за чего Ганнер начал плакать. Я пыталась избавить от хватки его сильных рук, не оборачиваясь, потому что не могла вынести мысль, что его кулаки ударят в мой живот, желудок в котором и так сходил с ума из-за тошноты.
— Келлер Шейн Андерсон, какого черта ты творишь? — прозвучал голос Шейна в шуме кухни.
Мы с Келлером замерли, когда Шейн ворвался в комнату, и я могла слышать только всхлипывания Ганнера.
— Папочка! — жалобно закричал Келлер, побежав к Шейну и обернув руки вокруг его бедер.
— Что происходит, приятель? — спросил он, глядя на меня в недоумении.
— Тетя Кейт не хочет делать мне блинчики!
— Это из-за блинчиков?
Келлер кивнул, уткнувшись лицом в бок Шейна.
— Ты не могла испечь ему блинов? — спросил Шейн в раздражении, взяв Келлера под руки и расположив его у себя на бедре.
И тут все началось.
Через секунду я помчалась в ванную и сделала это как раз вовремя, чтобы закрыть дверь за собой и вырвать одну желчь в раковину. Я начала плакать, затем рыдать, когда оперлась рукой о столешницу и промыла раковину. Я даже не могла добраться до унитаза.
Келлер вел себя так, будто какой-то другой человек украл его тело. Шейн игнорировал меня. Сейдж все еще переживала, что я не заберу ее из школы. Я была не уверена, говорил ли Гевин столько, сколько должен был.
А я была беременна, и мне было так плохо, что я даже не могла добежать до унитаза, чтобы вырвать.
Это было чересчур. Мне казалось, будто я медленно слабею.
Я сделала глубокий вдох, когда услышала, как Шейн говорит с мальчиками на кухне, и вытащила одно из полотенец для рук, чтобы вытереть лицо.