Не размениваясь по мелочам
Шрифт:
– Не представляю, как вынесу это испытание. Но постараюсь. И тогда ты убедишься, что я вовсе не трус и не слабак. Кстати, вот мои телефоны. Если что, звони. – Он достал из внутреннего кармана визитку.
Лесли покрутила карточку в руках и тяжело вздохнула.
– Что ж, в воскресенье так в воскресенье. Но имей в виду: рабочий день начинается в семь утра. Раз уж вызвался помогать, помогай как следует! – Она шутливо пригрозила ему пальцем и открыла дверцу.
– Буду ровно в семь! Сладких тебе снов, детка! – пробормотал Рассел, когда она уже выходила из машины.
День
Была ли Йоланда счастлива с Джозефом? На первый взгляд да. Он принял ее детей как своих собственных, был более состоятелен, чем Доусон, куда более разговорчив и общителен и как будто более привлекателен. Но красота его быстро приелась и начала раздражать, а ссор с ним не вспыхивало, потому что не хотелось ничего выяснять. По прошествии нескольких месяцев Йоланда осознала, что ей страшно не хватает Доусона. Его сильных рук, сдержанности, даже причуд. И стала неявно выяснять у бывшей свекрови, с которой регулярно виделись дети, как он живет, как себя чувствует, когда вернется в Нью-Йорк.
Она до сих пор была ему дорога – в этом Йоланда не сомневалась. Потому он и умчался на Аляску, хоть и терпеть не мог холода, из-за развода же больше прежнего замкнулся в себе, поэтому и не звонил, не просил о встрече с детьми – учился жить без нее. Сама не отдавая себе в том отчета, она жаждала услышать его голос и снова заглянуть ему в глаза. И, может, если жизнь с Джозефом станет совсем невыносимой…
Нет, обижать Джозефа не следовало. И мучить постоянными переменами детей. Оставалось смириться с судьбой, но от тайных чаяний было никак не отделаться.
Весь этот день она ждала, что вот-вот позвонят в дверь и рассыльный из цветочного магазина вручит ей букет. Быть может, без карточки и без подписи, но цветы будут те самые и станет все ясно без слов. Букеты приносили – пышные и дорогие. Увы, не из орхидей. Под вечер, когда гости собрались за столом и стали поднимать бокалы за счастье виновницы торжества, у нее не было никакого настроения благодарить их и улыбаться.
Доусон позвонил на следующий день, и Йоланда возликовала. Он сказал лишь о том, что вернулся из командировки, что желает как можно скорее увидеть детей и что впредь хотел бы встречаться с ними регулярно, даже брать их на время к себе. Но Йоланда решила, что заговорить о главном он просто не отважился. По ее мнению, ему было нужно общение не столько с детьми, сколько с ней, и, дабы придать игре остроты, она сочла уместным помучить несчастного бывшего мужа. Поэтому ответила, что в следующие выходные детей не будет в городе и что увидеть их можно будет лишь через
Специально позвонил сегодня, подумала она, кладя трубку. Вчера не хватило смелости. Да и, видимо, было слишком больно: у меня день рождения, а мы не вместе… Ее настроение тотчас подскочило, и, усадив детей в новую машину, она поехала прогуляться по городу.
О том, что выводы ее ошибочны, она узнала в субботу, когда ей позвонила подруга.
– У твоего бывшего теперь что, собственный цирк? – спросила Элизабет тоном сплетницы, жаждущей поделиться свеженькими слухами.
– Какой еще цирк? – изумленно спросила Йоланда. – Ты что, с ума сошла?!
– Ну, может, не цирк, а собачий театр. Вовсе я не сошла с ума, это он, видно, немного того… Я позвонила бы раньше, но неделя была просто безумная. Работа, дети, родственники, рестораны…
– Почему ты решила, что он того? И при чем здесь театр? – нетерпеливо потребовала Йоланда, не имея ни малейшего желания выслушивать, какими делами занималась все эти дни Элизабет.
– Я увидела его в прошлое воскресенье с какой-то девицей и сворой собак! – плохо маскируя ликование, воскликнула та.
– С девицей? – переспросила Йоланда, не услышав ничего другого.
– Ага. У каждого в руке было собаки по три-четыре. Все ухоженные, породистые. По-моему, королевский пудель, потом ретривер или даже два…
– Какая она? Ты обратила внимание? – Йоланда терялась в догадках и все твердила себе, что новой женщины у Доусона просто не может быть.
– Чуть полноватая, но, я бы сказала, очень… гм… здоровая, что ли, – принялась описывать Элизабет. – Лицо белое-белое, щеки румяные, шаг пружинистый. И такое чувство, что… гм… как бы это сказать… что вся жизнь ей в радость. Ну, это, конечно, так, первое впечатление. Может, неправильное.
Йоланда поймала себя на том, что, хоть и стоит в комнате одна, быстро качает головой.
– А кто она такая, как по-твоему?
– Как это кто? Конечно, его новая подруга, – ответила Элизабет явно не без удовольствия. Менее привлекательная, недалекого ума, она всегда оказывалась в тени Йоланды и тайно ей завидовала. – Рассел еще не старый, серьезный, видный и разведенный мужчина! Не может же он всю жизнь сходить с ума по тебе. Сколько ему? Тридцать семь?
– Тридцать восемь, – пробормотала Йоланда, мысленно уверяя себя, что в Элизабет говорит давняя злоба и что никаких доказательств у нее нет. – С чего ты решила, что это его подруга? Подумаешь, прошлись вдвоем по улице!
– Они шли не просто так, – поспешила сообщить Элизабет. – А за ручку. Девчонка эта как будто очень молоденькая. Но смотрятся они неплохо: он – настоящий мужчина, она – этакий цветочек.
Над головой Йоланды будто прогремел гром. Какое-то время ей казалось, что чудовищный разговор лишь плод ее воспаленного воображения.
– Ты что, расстроилась? – с наигранным участием поинтересовалась Элизабет. – Не понимаю. Ты же сама от него ушла, точнее сначала нашла Джозефа, а потом дала отставку Расселу. По-моему, по-другому и быть…