Не рискуй

Эшли Кристен

Он отпустил меня и, выходя, напомнил:

— Твой выход через десять минут.

— Хорошо, — ответила я ему в спину.

Он вышел за дверь.

Я посмотрела на себя в зеркало.

Боже, серьезно, я любила Лэша.

Наклонившись вперед, я начала наклеивать блестки вокруг глаз.

*****

Я танцевала три с половиной минуты.

С помощью макияжа и прожекторов мне удавалось скрыть суровость в глазах и вокруг губ.

Но никто все равно бы их не заметил.

Все, на что смотрели зрители, — это волосы

и плоть, и все, что они видели, — то, как я двигалась.

Танец я начинала в лифчике, корсете, трусиках и с веерами из перьев. Их у меня было десять комплектов. Фиолетовый с оттенками розового и бледно-розового. Изумрудно-зеленый с оттенками синего и нежно-голубого. Ярко-розовый с оттенками алого и насыщенного красного.

И так далее.

Мне нравились мои наряды. Они были бомбическими. И они были такими, потому что Лэш выложил кучу денег, чтобы достать для меня лучшие из всех.

Корсет исчезал первым. За ним — лифчик. Вот тогда-то и шли в ход веера.

Я поворачивалась, выгибалась, приседала, выпячивала и медленно покачивала попкой, взмахивала веерами и бросала призывные взгляды, сопровождая их соблазнительной улыбкой и фальшивыми обещаниями большего, что не составляло труда, макияж делал всю работу.

Мужчины покупались на это с потрохами.

Два танца, десять минут, шесть вечеров в неделю, и Лэш платил мне пятьсот долларов за ночь.

Лучшая работа на свете.

Я размахивала веерами вокруг, слегка наклонившись вперед, голова откинута назад, губы приоткрыты и улыбаются. Я почувствовала, как волосы рассыпались по спине, выпятила попку и, медленно раскачиваясь, скользнула призывным взглядом по столам сбоку от сцены, и тут увидела его.

Грея.

Грея.

Сердце перестало биться, наши глаза встретились, но я не перестала танцевать.

О, нет.

Шоу должно продолжаться.

Даже если любовь всей вашей жизни, разбивший вам сердце и которого вы не видели три года, сидел возле сцены, пока вы, по сути, танцевали на ней стриптиз.

Он хорошо выглядел. Боже, потрясающе. Как и раньше, но немного старше, так бы он и выглядел по прошествии трех лет, справив три дня рождения.

Как сегодня.

Он сидел, откинувшись назад, вытянув одну руку, которая покоилась на столе, закинув лодыжку на ногу.

Да, он выглядел потрясающе.

И взбешенным.

Я оторвала от него взгляд, увидев вместе с ним Шима и Роана.

Поездка парней в Вегас.

Чтоб меня.

Друзья Грея тоже не выглядели счастливыми.

Я оторвала от них взгляд; я работала на сцене, для аудитории, мое тело принадлежало моим поклонникам.

Я понимала, как такое могло случиться.

Я не позволила Лэшу использовать мое фото в рекламе и объяснила, почему. Если бы кто-то, кого я обманула в прошлом, случайно оказался

в клубе Лэша, он мог бы меня не узнать. А если бы узнал, то, безусловно, им не удалось бы пройти через вышибал или Брута.

Но если бы я красовалась на плакатах и рекламных щитах, это была бы совсем другая история.

И меня могли попытаться разыскать.

Сначала Лэшу это не пришлось по душе, но потом, поняв, что это сыграет ему на руку, понравилось. Фотографии могли сказать многое, но молва справлялась с этим намного лучше, и если бы обо мне говорили, но никто не мог увидеть, пока не заплатит и не придет на шоу, то билеты скупались только ради того, чтобы увидеть меня. И не на рекламном щите, буклете, плакате или в журнале.

И я танцевала под именем Ру. Его придумал Лэш, подумал, это забавно. Лэша на самом деле так звали, родители дали ему это имя. Он хотел, чтобы я называла себя Лару, но я убедила его, что это слишком банально.

Так что, я стала просто Ру.

Только несколько избранных из круга приближенных (а именно, Лэш и Брут) знали, что меня зовут Айви.

Никто не знал, что я танцевала здесь, пока не увидит.

И под всем этим макияжем, объемной прической и блестками, узнать меня было практически невозможно.

Не говоря уже о том, что большинство мужчин не смотрели мне в лицо.

Я закончила танец, приняла аплодисменты, как профессионал, с улыбкой на лице. Затем убрался нах*й оттуда, как обычно, помахав на прощание одному из поклонников, бросив взгляд через плечо, когда уходила со сцены с голой спиной, в изумрудно-зеленых трусиках со стразами, прижимая спереди веер.

Оказавшись за кулисами и вне поля зрения толпы, я побежала в гримерку.

Отбросив веера, схватила халат и накинула его, туго затянув пояс.

Затем принялась расхаживать по комнате.

Грей здесь.

Грей здесь!

Боже.

Боже!

Смогу ли я выйти на следующий танец?

Мне придется выйти на следующий танец.

Но там Грей.

И выглядел он потрясающе.

И взбешенным.

Почему он выглядел взбешенным?

Из-за чего ему злиться?

Ему, определенно, не из-за чего злиться.

Черт возьми, ему повезло, что я не спрыгнула со сцены и не поколотила его веером из перьев.

Он был мудаком, как и все мужики (кроме Лэша, но это по моему скудному опыту общения с геем, по словам же Лэша, среди геев встречались свои мудаки, в первую очередь, любовники, сворачивающие налево, прежде чем стать бывшими любовниками, так что не зависимо от мира, к которому вы принадлежали, мудаков хватало везде).

Я подошла к туалетному столику, взяла телефон и позвонила Бруту.

— Йоу! — ответил он, звуки клуба на заднем плане говорили о том, что, когда Брут не забирал меня и не отвозил домой, он работал вышибалой.