Не считая собаки
Шрифт:
Нашел генофлекторий, бронзовый подсвечник и обугленный сборник гимнов, открытый на «От тварей всех земных молитву вознесем». Между страницами и задней обложкой торчал клочок бумаги.
Я осторожно вытянул его за угол. Сложенное пополам чинопоследование воскресной службы от десятого ноября. Обгоревшие края осыпались под моими пальцами, когда я его развернул.
Вот сейчас пригодился бы фонарик новичка. Я прищурился, с трудом разбирая в сумерках написанное: «…и красные гвоздики на алтаре в память о лейтенанте Дэвиде Хальберстеме,
Имя председательницы уничтожил огонь, тем не менее у нас есть доказательство, что пять дней назад пенек был в соборе. Так где же он теперь?
Я продолжил разгребать. Стало еще темнее, а предательница луна, которая вчера сыграла на руку люфтваффе, едва показавшись, тут же скрылась за пыльно-дымовой завесой.
Эта часть собора, по-видимому, обрушилась разом, поэтому куски, которые можно было сдвинуть и перевернуть в одиночку, очень быстро кончились. Я оглянулся на Каррадерса, но тот вдохновенно плел причетнику что-то о королевских особах и вроде вытягивал что-то взамен. Я не стал его отвлекать и окликнул новичка.
Тот, присев на корточки рядом с Мистером Спивенсом, смотрел, как углубляется тоннель.
– Эй, идите сюда! Поможете мне! – махнул я ему.
Ни тот ни другой даже не обернулись. Мистер Спивенс почти целиком исчез в тоннеле, а новичок снова щелкал фонариком.
– Эй! Сюда!
И тут все случилось одновременно. Мистер Спивенс вывинтился из тоннеля, новичок, попятившись, споткнулся и упал на спину, фонарик, включившись, проехался лучом по небу не хуже прожектора, а из тоннеля выскочил темный вытянутый силуэт и метнулся на гору щебня. Кошка. Мистер Спивенс с диким лаем кинулся за ней.
Я подошел к новичку, который ошалело смотрел им вслед, выключил фонарик и помог встать.
– Пойдемте, я эти балки один не подниму.
– Вы видели кошку? – спросил он, оглядываясь на лестницу пресвитерия, под которой та исчезла. – Это ведь кошка была? Я думал, они крупнее. Размером с волка. И такие шустрые! Они все были такие черные?
– Те, что шмыгали по сгоревшим соборам, наверняка все.
– Настоящая кошка! – не унимался новичок, отряхивая свою фальшивую спецовку. – Невероятно, встретить животное, которое уже сорок лет как вымерло! Никогда прежде не видел…
– Беритесь за тот конец, – скомандовал я, указывая на каменный желоб.
– Потрясающе! Очутиться здесь, где все начиналось…
– Или закончилось, – буркнул я. – Нет, не за этот, за верхний.
Он поднял свой край, выпрямив колени и слегка пошатываясь под тяжестью.
– Обалдеть! Леди Шрапнелл правильно говорила, что работа над Ковентрийским собором – это незабываемое впечатление. Видеть руины и знать, что собор не погиб, что в эти самые минуты он восстает из пепла, возрождаясь к былой славе…
Похоже на перебросочную болезнь, но не факт.
– Сколько раз перебрасывались? – поинтересовался я.
– Сейчас первый. – Глаза у него горели. – И все еще не верится. Вот мы здесь, в 1940 году, ищем епископский птичий пенек, утраченное сокровище, шедевр ушедшей эпохи…
– Вы, я так понимаю, пенек еще не видели?
– Не видел. Но он наверняка шедеврален. Ведь он перевернул всю жизнь пра-пра-прабабушки леди Шрапнелл.
– Да-да. А заодно и по нашим проехался.
– Эй! – позвал Каррадерс, стоявший на коленях в Капелле мануфактурщиков. – Тут что-то есть.
Он копал не по ходу взрывной волны, и сперва я вообще ничего не увидел, кроме беспорядочной груды обугленных бревен, но Каррадерс показывал куда-то в центр этого нагромождения.
– Вижу! – подал голос причетник. – Похоже на металл.
– Посвети фонариком, – велел Каррадерс новичку.
Тот, уже позабывший, как включать, повозился немного, а потом направил луч прямо Каррадерсу в лицо.
– Да не на меня! Туда!
Выхватив фонарик, он посветил на груду бревен, и в луче что-то блеснуло. У меня екнуло сердце.
– Разбираем бревна, – скомандовал я, и мы стали растаскивать груду.
– Все, вон оно, – сказал причетник, и Каррадерс с новичком выволокли находку из-под щебня.
Она была черной от копоти, вся покореженная, перекрученная, но я уже понял, что это. И причетник тоже.
– Ведро для песка… – пробормотал он и разрыдался.
Нет, у причетника перебросочной болезни точно взяться неоткуда, если только она вдруг не стала заразной. Однако симптомы налицо.
– Еще ночью оно было целым, – всхлипывал он в грязный от сажи платок. – А теперь?
– Мы его отчистим. – Каррадерс неловко погладил причетника по плечу. – Будет как новенькое!
Это вряд ли.
– Ручку оторвало начисто. – Причетник хлюпнул носом и громко высморкался. – Я сам наполнял его песком. Сам вешал у южного входа.
Южный вход находился в противоположном конце собора, от Капеллы мануфактурщиков его отделял целый неф с рядами массивных дубовых скамей.
– Мы найдем ручку, – пообещал Каррадерс (тоже, по-моему, опрометчиво), и они, преклонив колени, будто в молитве, принялись рыться в горелых досках.
Оставив их и новичка, который напряженно что-то высматривал под лестницей (видимо, кошек), я вернулся туда, где крыша обрушилась одним куском.
Застыв посреди центрального нефа, я мучительно соображал, где же теперь искать. Ведро пролетело на взрывной волне почти через ведь собор, окно Кузнечной капеллы взрыв вынес в противоположном направлении. А значит, епископский пенек может оказаться где угодно.
Ощутимо стемнело. По небу скользили лучи зенитных прожекторов, на севере полыхало зарево, не укрощенное еще пожарными постами с первого по семнадцатый, однако света оно не давало, да и луна куда-то скрылась.