(Не)случайное зачатие
Шрифт:
— Тебе нравится? — спросил, старательно вылизав ее лоно — от напрягшегося клитора до начавшей сочиться узкой дырочки, вход в которую подразнил языком, а затем — пальцем.
— Мы не должны, — простонала Катя и я был с ней в этом абсолютно согласен.
— Ты права. Мы никому ничего не должны. Кроме удовольствия — друг другу.
Проникнув пальцем глубже, я накрыл ртом затвердевший бугорок, лаская его то мягко, языком по кругу, то жестче, хлестая самым кончиком. Я посасывал, покусывал, облизывал и надавливал на чувствительную
Она текла под моими пальцами и была уже готова к тому, чего хотели мы оба. Но мне этого было мало.
— Скажи, что хочешь меня, — потребовал я, отстраняясь от ее лона.
— Хочу, — прошептала Самойлова и у меня окончательно сорвало тормоза.
— Ия тебя хочу. Всегда хотел.
Признание вырвалось легко. Мне уже было плевать на все, чем я забивал себе голову прежде. Имело значение только одно — эта женщина в моих руках и то, что она хотела меня тоже.
Приподнявшись и избавившись от ненавистных брюк и белья, я посадил Самойлову на себя сверху и скомандовал:
— Давай, сделай это.
С прерывистым вздохом она стала осторожно опускаться на пульсирующий от нетерпения член и делала это так медленно, что я не выдержал.
Снова впившись пальцами в ее бедра, одним резким движением насадил на себя, и от того, что она действительно оказалась невинна, почувствовал крышесносное торжество. Никто не трогал ее до меня! И никто не тронет после!
Самойлова тихо всхлипнула и я понял, что ей больно. Привлек к себе, стирая поцелуем, несущим в себе вкус текилы и ее собственный, испытанную боль.
— Все хорошо… хорошо, — шепнул ей на ухо, касаясь губами шеи, затем, спустившись ниже, возбужденных сосков, затвердевших в ожидании ласки.
Хотелось взять свое, начать двигаться, растягивая под себя узкую дырочку, но хрен его знает как, я удерживался, балансируя на грани терпения. До тех пор, пока Самойлова не пошевелилась на мне сама, разом заставляя забыть о благородстве и прочих приличиях.
Уложив Катю на спину, я начал вбиваться в нее, как одержимый, вынуждая вскрикнуть. От боли или удовольствия, уже не знал. Но остановиться не смог бы ни за что на свете.
И когда кончил прямо в нее, понял, что никогда еще не испытывал подобного удовольствия. И что это стоило всего.
Притянув Катю к себе, я слушал, как постепенно выравнивается ее дыхание, становясь все спокойнее и не двигался, пока она не уснула.
И только после этого я подобрал свои вещи и второпях оделся. Алкогольный дурман почти выветрился, и последствия всего сотворенного представали передо мной во всей своей красе. Но так, как раньше, уже не пугали.
И все же я не был готов к объяснениям наутро. Между нами оставалось еще немало неясного и стоило подумать обо всем на трезвую голову.
Найдя в коридоре запасные ключи, я тихо вышел из квартиры Самойловой вот уже второй раз за одну ночь и, оказавшись на
Собственный дом показался чужим и неуютным. От накатившего одиночества хотелось только одного — уснуть. Оказавшись в спальне, я залпом осушил стоявший на прикроватной тумбочке бокал, даже не помня, чтобы оставлял его здесь, и упал на кровать прямо в одежде. Как отключился — не заметил и сам.
А когда проснулся, обнаружил, что абсолютно обнажен, а рядом со мной лежит… Миранда, спаси Господи, Крякина.
От заполонившего душу ужаса на языке вертелся лишь один вопрос, и я его, не стесняясь, озвучил:
— Какого х*я тут происходит?!
Часть двадцать шестая. Катя
Я проснулась одна. Надеялась увидеть рядом шефа, но открыла глаза и поняла, что нахожусь в гордом одиночестве. Перелегла на бок и… между ног сладко и больно заныло. Мне приснилась эта ночь? Я в этом сомневалась. Ведь не могло же быть, чтобы я настолько ярко видела Богуцкого, который творил со мной такое!
Но почему он ушел?
Встав с кровати, я первым делом обошла квартиру. Ничьего присутствия рядом со мной не наблюдалось, зато в прихожей удалось обнаружить пропажу запасных ключей, и это очень красноречиво говорило о том, что босс действительно был у меня и, когда я уснула, сбежал.
Нет, не сбежал. Он просто поехал к себе, и уже на работе мы с ним встретимся и поговорим. Я взаправду понимала Богуцкого — когда вот так тебе на голову обрушивается известие о ребенке, полотенце, девственности и богомольных родителях предполагаемой матери твоего будущего дитя, не сразу можно прийти в себя.
Именно так я убеждала себя не паниковать, когда принимала душ и быстро завтракала. Я проспала, и теперь мне приходилось очень быстро собираться на работу. Но была и еще одна причина, по которой скорость сборов резко увеличилась — встреча с шефом.
Когда я приехала в офис, оказалось, что Богуцкий на рабочем месте еще не появлялся. Это вызвало досаду, хотя я уверяла себя, что причиной тому была наша ночь любви. После нее же он еще был вынужден добираться домой, бедненький.
— Петь… Петя! А ты чего такой грустный? — позвала я IT-шника, когда проходила мимо отдела Снежкова. Петр сидел, понурив голову и даже многочисленные символы на экране ноутбука совсем не привлекали его внимания.
— А! Это ты!
— Это я.
У меня, в отличие от Снежкова, настроение было довольно приподнятое.
— Я поругался с Лизой.
Вот же напасть! Я совсем успела позабыть и о Стариковой, павшей в объятия Пети от того, что была отвергнута шефом, и о невесте Богуцкого — причине этого самого отвергания.
— Почему поругался? — сочувственно поинтересовалась я, садясь напротив Снежкова, пока босса не было в офисе и он не мог поймать меня на месте «преступления».
— Она хочет замуж.