Не спать всю ночь свобода
Шрифт:
— Это начиная с ареста в Белопенной Гавани?
— Раньше, Андрюша, раньше. И ваш недобор нормы, и Коллектор, и каникулы на драккаре — это уже следствие. Но поверьте, так было надо. Иначе ваш файл не удалось бы стереть.
Он глядел вроде бы виновато, но широкие его зрачки напоминали черные дыры, ведущие в какие-то странные, глухие измерения.
— Загадками изволите говорить, уважаемый.
— А вы хорошо владеете собой, — не замечая моей иронии, хмыкнул Олаф. — Впрочем, так и должно быть. Нормальная реакция для вашего психотипа. И добавлю, весьма редкая. Мы два года искали подходящую кандидатуру.
— А теперь по порядку, Олаф. — Мне уже успел надоесть
— Что ж, давайте по порядку. Повестку дня сами предложите?
— Предложу, — кивнул я. — Пункт первый — кто эти ваши «мы». Пункт второй — «для чего искали». И третий — почему забыли поинтересоваться моим согласием.
— Начнем с конца, Андрюша. — откашлявшись, начал Олаф. — В вашем согласии мы были уверены. Впрочем, в делах такого масштаба не обращают внимания на волеизлияния одиночек. Ведь тут речь, как ни напыщенно это звучит, о судьбе человеческой цивилизации. Кое-о-чем мы с вами говорили еще там, на драккаре, но давайте все же суммируем. Итак, идет война. Схлестнулись две расы. Даже не расы, нет — две формы жизни. Вещественная и информационная. Господа Алгоритмы оккупировали Землю. Человечество, по сути, попало в рабское состояние. И рыпаться невозможно. Светлые Господа, как вы знаете, контролируют все ракетные установки. Если что, им ядерная зима не страшна. В бункерах выживет достаточно игроков. Впрочем, они нас кормят, организуют безлюдные технологические циклы, управляют экономикой и индустрией развлечения. Кнут и пряник. Они нас холят и не дают передраться, мы реализуем их структуры. Доктора философских наук, типа Слезова, рассуждают о плодотворном симбиозе двух ноосфер. Кстати, Слезов, как лицо, обремененное интеллектуальным трудом, освобожден от месячной нормы.
Он помолчал, а затем неожиданно тихо спросил:
— Хотите знать, что будет?
— Да я и так понимаю, что будет, Олаф. Вырождение. Три-четыре поколения — и о цивилизации можно забыть.
— Правильно понимаете. Вот и взвесьте. Чего стоит ваше согласие, да и жизнь, по сравнению с десятком миллиардов?
Мне вдруг стало очень холодно.
— То есть… Олаф, вы говорите так, будто есть какой-то шанс. Но сами же только что сказали — ракетные установки, мировая сеть.
— Ну что ж, пора переходить к первым двум вашим пунктам. Вспомните, с чего все началось?
— Ну, пять лет назад. Заявление Аргунова. Смешки на этот счет по всем развлекательным каналам. А через месяц — Реализация.
— Совершенно верно. Только давайте уточним, что же именно тогда произошло. Аргунов был великим программистом. Об этом знали многие. В том числе и его начальнички в московском отделении «Майкрософта», устроившие ему сокращение штатов. Болтал он, понимаете, лишнее насчет запланированных недоделок Windows-2003. Ладно, это все лирика. Мало кто знал, что он еще и увлекался оккультизмом. И сам имел некоторые способности. Хотел выразить древние тайны средствами информатики. Вот и открыл Формулу Перехода. Что кончилось для него печально.
— Угу… Сраженный коварной пулей вирусовского наймита… Плывут пароходы — салют Аргунову, ползут паровозы — привет Аргунову… В зубах, знаете ли, навязло.
— Все было не так, Андрюша, — ответил он сухо. — Максим Аргунов должен был умереть. Того требовала Формула Перехода. Сейчас не время вдаваться в детали, но суть такова: из ничего не возникнет нечто. Чтобы Господа Алгоритмы обрели жизнь, кто-то должен был ее отдать. Чтобы программы стали живыми,
— То есть как? — вновь не понял я. — Вы же сказали, он умер.
— А что есть смерть, Андрюша? Да, тело его распалось, но кроме тела, есть еще что-то.
— Значит, все-таки загробный мир?
— Он не верил в загробный мир. И не получил его. Остался здесь, остался программой. Только вот все программы-то ожили. Реализация, мать ее. И он тоже получил иллюзорное бытие. Знали бы вы, как это больно! Ведь одни только придурки наслаждаются, вроде Мортала Комбата или, к примеру, вашего Варкрафта. Они наслаждаются, он страдает. Знаете, тут как в огне. Глину закаляет, солому жжет. Пламя-то одно и то же.
— А вы, Олаф, откуда все это знаете?
— От верблюда. Неужели еще не догадались, Андрюша?
— Но… — я не нашелся что сказать.
— Надоело говорить в третьем лице, — с усилием выдавил он. — Да, господин Ерохин, то, что вы видите — лишь картинка. Трехмерная. И слышите вы оцифрованный звук. Задействовать здешнюю периферию несложно. Вот стереть файл, увы, не в моих силах. У них такая система защиты, что не сунешься.
— Но как же там, на драккаре? — прошептал я непослушными губами. Казалось, еще немного — и свихнусь окончательно. Хотя куда уж дальше. — Ты и греб, и мальчика… того… из арбалета… Это что, тоже оцифрованный фантом?
Незаметно для самого себя я вновь перешел на «ты».
— Нет, — грустно сообщил Аргунов. — Там был один из наших. Я потому и взял сейчас его образ. Чтобы хоть частично избежать глупых вопросов.
— Из наших… То есть программ? — глупо поинтересовался я.
— Нет, людей. Понимаешь, план возник давно. Но своими силами мне бы не справиться. Нужна была команда. И я ее собрал. Люди знали, на что шли, хотя я и не посвящал их в излишние подробности. Незачем.
— А эти, стриженные, ну, которые охранники? Тоже борцы за идею?
— Купленные, — устало отмахнулся бывший Олаф. — Но таких мало. Предпочитаю работать с иным материалом. Чтобы цепочка была крепкой.
— И я, значит, очередное звено?
— Нет, Андрюша. — хмуро произнес Аргунов. — Ты — конечное звено.
Он надолго замолчал. А у меня слегка кружилась голова — не то от услышанного, не то от усталости. Все же здесь очень не хватало табуреток.
— Значит, так, Андрюша. — продолжал он уже спокойнее. — Формула Перехода. Клин, видишь ли, вышибают клином. Реализация действует до тех пор, пока существует программа «Макс Аргунов». Надо стирать. Но не с конкретного носителя, это ничего не даст. Ты же понимаешь, информация от носителей не шибко зависит. Единственный выход — внедрить в ее тело небольшой код. Несколько простеньких операторов. После чего алгоритм самоудалится. Догадываешься, откуда возьмется этот самый код?
Мне нечего было ответить.
— Им станешь ты, Андрюша. Формула Перехода. Тебе надо превратиться в программу, чтобы закрыть Реализацию. Ты понимаешь, что это значит?
Я кивнул.
— Да ни фига ты не понимаешь, — неожиданно злобно выдохнул Макс. — Тебя не станет. Ты умрешь абсолютной смертью. Исчезнет твоя личность, твоя память, растают все твои мысли. Это не чернота вечного сна, это хуже. Несколько минут виртуальной жизни, пока твой код не сотрет меня, а после — все, полный абзац. И не надейся на загробный мир. Для таких, как мы с тобой, его нет.