Не спится…

Лифанов Юрий

– Нам направо, – сказала она. – Спасибо вам.

– Ну и пойдем направо! – заявил Зимин.

Идя чуть впереди, он порой прислушивался, как Аня разговаривала с дочкой. Зимина она ни о чем не спрашивала, отвечала лишь на вопросы.

«А ведь она, кажется, все-таки тревожится, – сообразил Зимин. – Еще бы! Я ей совсем незнаком. Сегодня будний день. Дорога пустынная. Участки далеко. Вон какие заросли, а она с малым ребенком».

Чтобы как-то успокоить молодую женщину, Зимин, стараясь быть как можно более дружелюбным, посоветовал:

– Анечка, вы бы сняли туфли. Неловко вам на каблуках, наверное. Земля еще теплая…

– Ничего. Я привычная.

Но

когда они вновь проходили по песку, остановилась и сняла туфельку, чтобы высыпать набившийся песок. Стоя на одной ноге, она совсем не смущалась своей неловкой позы и даже не обратила внимания, что разрез на платье широко раскрылся и Зимин смотрит на ее стройные ноги, на оголившееся бедро. Он поспешил отвернуться. Дорога вывела их к дачам, и Анна опять стала благодарить его за помощь.

– Да давайте доведу уж вас вон до того угла, там тоже есть калитка, – предложил Зимин, сожалея лишь о том, что они так быстро дошли.

Анна улыбнулась и не стала противиться. И они вновь зашагали рядом.

– Спасибо вам большое, – поблагодарила Анна у калитки. – Тут мне уже недалеко. Спасибо.

Позже, вспоминая эту единственную совместную прогулку, снова и снова проговаривая свои слова, ее ответы, Зимин переживал чуть ли не каждый миг того свидания. С радостью, давно не пережитой, он, как юнец, доскакал до своего участка. Ее улыбка, добрая и открытая, ее голос, мягкий, проникающий, казалось, в самое сердце, ее светлое лицо, – все это Зимин старался удержать в памяти. Войдя в домик, он завалился на застеленную постель, закрыл глаза и вновь вспоминал, минута за минутой, этот такой недолгий час их совместной дороги. Он испытывал радостное состояние от ее доброжелательности и возможной готовности понять его мысли, настроения, чувства. Не зная наверняка, чувствовал, что с этой юной женщиной можно было быть открытым и искренним, он был бы рад лишь тому, что только говорил с ней, слышал ее мелодичный голос, видел ее теплый взгляд, в котором ничего не осталось от давней девичьей строгости.

Зимин и думать не хотел о том, ради чего приехал сюда. Грядки остались невскопанными, сад неухоженным. Он продолжал лежать одетым на постели, лелея призрачную надежду на возможную новую встречу.

Вечером дома за ужином он не удержался и сказал жене:

– Помнишь, я показывал тебе девчушку на катере года два назад? Сегодня видел ее уже с дочкой. Вот время скачет!

– Помню-помню, – безразлично ответила Татьяна.

Следующих выходных он ждал с нетерпением.

И рано утром в субботу заторопился на пристань: вдруг вновь увидит ее? Ундины не было. Недели отлетали одна за другой, но она не появлялась. Лишь глубокой осенью Зимин наткнулся на нее глазами. Оставив жену у борта катера, на открытой палубе, он зашел в салон, пытаясь найти свободное место. И сразу же увидел ее. Она смотрела на него, как показалось Зимину, с тревогой.

– Здравствуйте, Анечка! У вас это место свободное? – спросил он, кивнув на место рядом с ней.

– Занято! – торопливо ответила она.

И в этой поспешности, и в тревожном взгляде Зимин прочел ее нежелание какого бы то ни было дальнейшего общения с ним. Может, муж где-то рядом? Он повернулся и вышел на палубу. Примостившись рядом с сидящей на каком-то ящике женой, он взял газету.

Так он и сидел, уткнувшись в газету, перебирая нюансы этой такой долгожданной встречи. Увидев Анну, Зимин даже не успел удивиться исполнению своего желания, не успел почувствовать всего, чего ждал в эти недели

от этой встречи. Ни трепета, ни радости, ни восхищения.

«Вот сейчас она сидит со своим молодым мужем, – думал Зимин, – и ей нет дела до меня». Он опустил газету и вдруг увидел, как Анна проходит мимо него, направляясь в салон. Значит, пока он сидел тут, уткнувшись в газету, она выходила на палубу. Но зачем? Неужели затем, чтобы сказать, что рядом с ней свободно, но увидела его жену и не решилась…

Катер подходил к пристани, он нетерпеливо поспешил на выход.

– Куда ты так торопишься? – удивилась жена, оторвавшись от книжки.

Они встали в очередь за выходящими. Анна стояла в трех шагах от него. К удивлению Зимина, рядом с ней никого не было. Толпящиеся дачники оттеснили его от нее. Пробиваться ближе ему было нельзя – Татьяна рядом. Ему оставалось только жадно и тревожно следить за ней, стараясь не упустить из виду. Вот она уже прошла по мосткам на пристань. Вот вышла из толпы и, отойдя в сторону, остановилась рядом с трапом, как будто ожидая кого-то. «Кого? Неужели?.. – затеплилась у Зимина надежда. – А может быть, кого другого? Нет, многие проходят мимо, значит… Господи, что же делать? Неужто вот так вот просто пройти мимо?..»

Они еще не вышли с пароходика, когда Зимин увидел, как Анна поднялась на берег. Одна, совсем одна… Всю дорогу до первой развилки, где он мог в тот первый раз проститься с нею, Зимин не спускал с нее глаз. Она шла торопливо и легко, а он никак не мог оторвать взгляд от ее удалявшейся фигуры, спешил.

– Ну ты совсем загнал меня! – возмутилась жена.

Вот и дамба. Перед ней Анна свернула на свою тропинку. Одна, совершенно одна. Это почему-то более всего расстроило Зимина. «Господи, ведь целый час можно было бы идти с ней рядом», – простонал он мысленно.

То, что происходило с ним потом, можно было бы определить словами «бес вселился»… Каждый вечер он бродил по тем же улицам, где когда-то видел ее. В каждой белокурой головке, в каждой хрупкой девчушке, идущей в толпе, он узнавал ее и поспешно, с волнением устремлялся вслед. «Где же ты? – не оставляла мысль. – Где твой дом, где твои окна? Вдруг с тобой что-то случилось? Вдруг беда какая с тобой, с ребенком? Почему тебя не видно? Может, уехала куда-то надолго, насовсем?» Эти мысли пугали его. Он уставал от ожидания и поисков…

Прошло несколько месяцев. Наступили и миновали новогодние праздники. Но все это время, каждый день, уже с утра Зимин мысленно готовился: а вдруг, вдруг встреча! Вечером, после работы, побродив безрезультатно по холодным ветреным улицам, он, хмурый, с мешками под глазами, упрекал себя в том, что давно уже не юноша с надеждами на будущее, а уставший от жизни человек, уже знающий, что любой его поступок не сможет изменить чего-либо в жизни, от себя не убежишь. Но он продолжал надеяться на чудо…

Зимин увидел Анну неожиданно, когда уже перестал надеяться. Январским днем, в субботу, он с женой бегал по магазинам. Давно они уже не ходили так, вдвоем, что называется, без дела, и редкие совместные походы за покупками превращались в этакий праздник. Зимин таскал авоськи, сумки. Жена, жалеючи его, готова была брать на себя часть ноши. Он не давал, шутливо возмущаясь, что она не может хоть раз в неделю пройтись как беззаботная женщина. Она в ответ заявляла, что уже привыкла к сумкам. Для Зимина эти слова опять звучали как упрек: что мне, мол, твоя помощь по субботам, хотя он и видел – она по-доброму тревожилась: не тяжело ли ему.