Не спрашивай
Шрифт:
Они произнесли тост за удачливого Градеца, но затем Гарри покачал своей большой рыжей головой и погрустнел:
— Чертовски стыдно, что мы так и не воспользовались этим местом, — сказал он и махнул в сторону сцены наполовину полным бокалом. (Стаканы у Гарри всегда были наполовину полными, никогда не полупустыми.)
Действительно жаль, что вышло по-другому. Это помещение представляло собой обычный первый этаж картинной галереи замка. Здесь имелся отдельный широкий обшитый деревом проход, который вел в подвал, расположенный в задней части здания, на нижней стороне по склону. Благодаря работе художника по декорациям из летнего театра
И вот что они сделали из этой комнаты без окон и с климат-контролем. Бронзу Жоржа Брака и греческие торсы, датируемые третьим веком, убрали с глаз долой, затолкав за однообразно окрашенные ширмы, напротив Матисса и средневековых триптихов. Поверх гладкого, бесшовного модного пола серого цвета положили старый сайдинг из конюшни. Его слегка опрыснули кровью, и выглядел он теперь старым и грубым. Покрасить звукопроницаемый потолок не хватило времени, поэтому его просто замазали черным цветом, а после главного мероприятия собирались вернуть ему первоначальный вид.
Однако главное событие так и не наступило. Во-первых, они во время не притормозили и просчитались. Они не справились с крайне дерзким побегом Диддамса, который удивил абсолютно всех — ведь все этого время он казался таким вялым и апатичным — и, в конце концов, Градец сумел вернуть свою реликвию. Все хорошо, что хорошо заканчивается, но все-таки было бы забавно использовать это местечко.
Особенно обидно было за униформу Гарри. Гарри удалось уговорить Градеца, и тот на одном из своих самолетов доставил форму генерала армии Вотскоэк вместе с 52 короткими яркими, известными каждому в Вотскоэк, медалями. В их число входили медали за боевые действия, в которых армия Вотскоэк даже не участвовала и которые никогда и никому не были присуждены.
Но как же напыщенно они выглядели на широкой груди Гарри Хочмена, струились как лава поверх его толстого пузо. Гарри пожелал стать молчаливым и хмурым генералом Клибкрехтом (знанием магарско-хорватского похвастаться он не мог), снующим на заднем плане и время от времени ворчащим. Таким было его виденье пьесы и драмы в одном лице. Жаль.
Тем не менее, он смог надеть униформу на праздничную вечеринку. Так он и сделал. Этот бочковидный коротышка в темно-оливковой униформе украшенной медалями выглядел как ночной фотограф таймлапс трафика, идущий то вверх, то вниз по широкому шоссе на огромной горе. Весело!
В свои шестьдесят шесть Гарри Хочмен был готов для веселой и беззаботной жизни. Он всегда был низкого роста, бочкообразный с широким красным лицом и роскошной гривой рыжих волос (затем седых, но затем снова рыжих). Он считал, что сделал сам себя, так как все же, взяв небольшой отель, мотель и акции автобусной линии стоимостью не более чем три или четыре тысячи, превратив их и все последующее имущество в «мульти» — мультинациональный, мультимиллионный и мультинаправленный. Гарри Хочмен — человек-конгломерат выглядел так, как будто проглотил весь мир и тот пришелся ему по вкусу. Его раскрасневшееся лицо искрилось эмоциями, свойственными актерам — гнев, алчность, триумф, ликование. Он оказался прав: военная форма шла ему, хотя он выглядел хорошо во всем. (По секрету: он хотел бы носить ее все время, но даже для такого титана каким он себя мнил, существовали определенные ограничения. Смирение.)
Гарри
Очень скоро Вотскоэк и другие страны СЭВ создадут новый экономический альянс. Этот реконструированный и переименованный СЭВ присоединится в европейскому обществу, нравится ли это Франции и Англии или нет. И однажды Гарри Хочмен станет единственным хотельером на всех этих землях, начиная от Скалистых гор до Урала. (Он даже придумал лозунг для своего рекламного агентства: «От Скалистых гор до Урала вы сможете отдохнуть на подушке Хочмена». Специалисты по рекламе займутся этим.)
Естественно, что сеть отелей будет лишь начальным этапом, базой для проникновения во всевозможные отрасли. Система страхования в Голландии, телевизионное производство во Франции, сельское хозяйство Италии, сеть моргов в Англии — возможности неограниченны.
И то, что светлое будущее этого светлого человека зависело от какой-то кости, было так нелепо, как пребывать в бешенстве, выйти из себя. Впервые за многие годы Гарри начал вставлять пластиковый протектор себе в рот, чтобы ночью во сне не скрипеть зубами. Кость! «Как же все-таки хорошо, что я не жестокий человек», — повторял сам себе Гарри, — «иначе я бы прикончил того старого дурака архиепископа».
Глупо, конечно, но случилось так, что мощи Санта Ферганы стали играть такую важную роль в международной политике двадцатого века. По факту земли Вотскоэк не обладали достаточной привлекательностью, поэтому ситуацию на конкурсе спасла нога (простите за каламбур). Итак. От бедренной кости святой Ферганы зависело будущее Вотскоэк. Посол Градец Краловц отвечал за кость, а тот в свою очередь был «в кармане» Гарри Хочмена. Именно по этой причине он отличился таким великодушием в создании инсценировки, которая должна была довести парня до безумия и потом «прощай, утешься». Было весело.
Гарри обвел взглядом переделанную художественную галерею. Произведения стоимостью более шести миллионов укрыли, спрятали в искусственном подземелье. Он почти сожалел, что не может оставить это помещение в его теперешнем виде: надеть мундир и время от времени спускаться сюда, прохаживаться вокруг с напыщенным, важным видом, прислушиваться к глухим ударам ботинок по полу, устланному сайдингом из конюшни.
— Позорище, — он снова выругался.
— Гарри, ты ведешь себя как большой мальчик, — сказала его возлюбленная Адель, улыбаясь снисходительно.
Она была выше своего мужа и с каждым годом все моложе, величавая, как резная фигура на носу корабля. Если ему был свойственен рыжий цвет, то она сплошь была черно-белой: волосы черные, как у Рональда Рейгана, а кожа белая как у голема. Женщина почти всегда надевала вещи черного цвета, поскольку верила, что он ее стройнит. И в этом была ее ошибка. Темный, на самом деле, делал ее похожей на тетушку Дракулы, но никто, судя по всему, не решался сказать ей об этом.
Гарри улыбнулся в ответ своей довольно страшненькой, но все же любимой жене: