Не стану взрослой
Шрифт:
На крыльце их догнал парень в джемпере и с нечеловеческим бешенством на морде посмотрел на растерянного мальчишку. Только сейчас Максимка смог разглядеть, насколько пьян это парень.
Облитый толкнул Максимку в плечо.
— Ну чё, а? — с уличной интонацией спросил он. — Чё, а? — он опять толкнул Максимку. — Кого пидарасом назвал, гнида мелкая?
Кажется, он собирался бить в челюсть. Второй, в расстёгнутом пиджаке, это понял:
— Саня, ты ебанись! Не здесь! — он, судя по голосу, тоже был пьян.
— Не
— Ну.
— Артурчику звони.
— Ща, — тот, второй, вынул мобильник. — Алё, Артурчик! Выйди на минутку. Выйди-выйди! Ага. — Он убрал телефон.
Тот, кого назвали Саней, нетерпеливо заплясал на месте, хлопая сжатой в кулак правой рукой по левой ладони.
Конец, решил Максимка. Бежать? Тогда точно конец. И тело будто бы окостенело. Руки-ноги не гнутся, внутри холодно и пусто. Нужно говорить, это единственный шанс. Но язык не слушается — залип, как сломанная клавиша. И к тому же эти ребята не были настроены говорить — кажется, они всё уже решили. Приговор вынесен, осталось лишь привести в исполнение.
К ним шагал ещё один. Волосы не очень длинные, но всё-таки волосы, а не короткая щетина, как у остальных двух. Лицо круглое, чуть смуглое, скуластое, глаза узкие. Под распахнутым пиджаком — оранжевая рубашка. Из-под правого рукава выглядывает вытатуированная на руке змея. Похож на бандита, только на азиатского. На якудза.
— Кто такой? — на чистом русском языке спросил азиат, кивком указав на Максимку.
— Да вот, Артурчик, залупнулся на нас. — Облитый наклонился и прошептал в ухо своему собрату подробность происшествия.
— Ага, — узкоглазый смерил Максимку взглядом. — Как звать?
— Тебя спрашивают, — Саня толкнул его ладонью в спину, весьма ощутимо.
— Максим.
— Откуда сам?
— С Третьей фабрики, — торопливо соврал он, назвав один из известных ему районов города.
— Ага. — Артурчик ещё раз смерил его взглядом и сказал, уже сделав, видимо, все необходимые выводы. — Ну что, Максим, прокатишься с нами? Заодно и разберёмся, кто тут пидарас.
— Это… Ребята… пацаны… — засуетился Максимка. — Отпустите меня. Я заплачу, — он протянул Артурчику комок купюр — в основном мятых десятирублёвок, но там была и пара сотен.
Тот брезгливо взял деньги, посмотрел Максимке в лицо, хищно улыбнулся, как умеют улыбаться только бандиты в боевиках про японскую мафию, и порвал купюры в мелкие клочья. Медленно занёс руку над головой Максимки и осыпал его обрывками.
Развернулся и зашагал к автостоянке.
— Ну, пшёл, — Саня толкнул Максимку в спину. — Шнелль, шнелль.
Его везли в синем «форде». Максимка — на заднем сиденье, между Саней и другим парнем. За рулём — Артурчик. Магнитола играла какой-то клубняк, парни синхронно покачивали головами в такт.
«Убьют или опустят», — стучало внутри головы Максимки в том же ритме. Убьют или опустят. Убьют или опустят.
— А можно извиниться? — робко произнёс он.
— Щас приедем — и извиняйся сколько хошь, — зло ответил Саня. — Бог простит.
Автомобиль выехал на периферийные улицы, пустые и полутёмные. Максимку везли куда-то на окраину.
Если бы страх можно было преобразовывать во взрывную волну, то разорвало бы и этих троих парней, и их машину, и пол-улицы бы снесло. Максимку колотило, будто в лихорадке. Стиснув зубы, чтобы не выдать себя криком, он полез обеими руками в карманы джинсов.
Саня тут же стиснул его рукой так, будто хотел сломать шею:
— Ты чё это, а?
— Платок! — жалобным голосом вскрикнул Максимка. — Платок! Можно я сопли вытру?! — он всхлипнул.
Саня презрительно усмехнулся и ослабил хватку.
Максим вытащил фиолетовый платок с синей каёмкой — левой рукой, правую оставил в правом кармане. Поднёс платок к лицу, делая вид, что сморкается. Стиснул губы и крепко зажмурился, закрыл лицо платком, защитив нос, рот и глаза. Задержал дыхание, выхватил из правого кармана газовый баллончик и вдавил кнопку пульверизатора.
Салон быстро наполнился слезоточивым газом. Сперва были мат, кашель, хрипы и крики. Дёргавшиеся на сиденьях парни толкали Максимку с двух сторон и били локтями — он будто попал между двух вращающихся частей какого-то огромного механизма. Взвыли тормоза. А затем был удар, от которого Максимка подскочил и упал обратно на сиденье. От грохота и звона у него заломило в ушах.
Сидеть стало свободно — справа и слева никого не было. Максимка, не отрывая платка от лица, стал двигаться вбок, вывалился из машины через открытую дверь, вскочил и побежал вслепую, согнувшись. К счастью, на пути не попалось ничего, обо что можно было запнуться.
— Глаза, сука, глаза! — истошно орал кто-то.
Пробежав несколько шагов, Максимка отнял тряпицу от лица, обернулся на секунду и припустил прочь с новой силой.
Машина врезалась в фонарный столб. Саня сидел на тротуаре, яростно растирая ладонями глаза, и матерно кричал. Другого, бритоголового, в поле зрения не было. Неподвижное тело Артурчика наполовину вывалилось из салона и бессильно висело, с головы на асфальт щедро лилась кровь.
Аудио: «Последнее солнце». Антон Лебедев, 19 лет. Источник: young4ever.org
Восьмиминутная инструментальная композиция в стиле эмбиент. Негромкий электронный бит, на который наложено длинное гитарное соло: музыкант, осторожно трогая струны, извлекает из инструмента редкие звуки, которые не складываются в мелодию, но вызывают у слушателя чувство необъяснимой тревоги. В конце композиции еле слышно звучит одно-единственное слово: «Прощайте…»
7. Ночь понедельник — вторник