Не стать зверем
Шрифт:
Тогда я и задумался, что непозволительно беспечен, и что надо бы научиться получше себя защищать.
А вот дальше возникли сложности. Мне требовался учитель, способный забыть, что я — Вечный. Таких, к сожалению, не нашлось — все были вежливы, обходительны и недостаточно жестоки к старательному, но далеко не самому дисциплинированному ученику.
Однажды поздно вечером, а если уж точнее, то рано утром я возвращался из одного… хм, скажем так, дворца удовольствий в Саманданге, решив слегка проветриться после бурно проведенного вечера. Свернув в переулок, я наткнулся на кровавую драку, в которой пятеро убивали одного. Молодой шаам бился виртуозно и отчаянно, однако, зажатый в непроходной переулок, был уже неоднократно
Возвращаться домой шаам отказался. Четвертый сын потомственных везиров из рода Тахиров, он пользовался расположением отца и уже не раз обращал на себя внимание верховного эмира, и старший брат и наследник рода Тахиров справедливо опасался, что может быть обойден благосклонностью Гаяров. Покушение на его жизнь было уже не первым, должность при дворе не прельщала, и он решил убраться подальше от интриг и предательств родного дома. Я привел его в Элласар и оставил ночевать в маленькой гостинице на побережье, которой владел мой старый знакомый, а на следующее утро предложил ему попробовать наняться к Паукам, в ночную стражу порядка, в которой вечно не хватало людей, способных жестко и хладнокровно разбираться с пьяными драками и прочими беспорядками в курортной части. Я боялся, что его фамильная гордость будет задета моим предложением, но он только рассмеялся, и на мой осторожный вопрос, не роняет ли подобное занятие его семейной чести, заявил, что семейная честь осталась в той самандангской подворотне. Выждав неделю и убедившись, что у него теперь есть и работа, и койка в казарме, я, по прежнему тщательно избегая вопросов о своей личности, попросил научить меня сабельному бою. С нигийскими саблями он обращался, как бог, но и традиционными шамальскими, да и всеми остальными видами холодного оружия владел в совершенстве.
Так и началась моя настоящая учеба. Он был безжалостен, язвителен и очень требователен. Он не признавал учебного, затупленного оружия. Мне пришлось забыть о гордости и выкладываться так, как я не выкладывался уже десятилетиями. Постепенно выяснилось, что именно нигийские сабли, легкие, изогнутые и чуть более длинные, чем тяжеловесные шамальские, лучше подходят мне по росту, весу и технике. Через полгода я уже мог кое-как защититься от него. Через год я научился выигрывать один бой из трех. Мы быстро сдружились, но избегать вопросов о себе мне становилось все труднее и труднее. Он быстро продвигался по службе, благодаря уму, образованности и смекалке.
Потом на какое-то время я потерял его из виду, а через год мы неожиданно столкнулись лицом к лицу на очередном прорыве Грани, где он заменил заболевшего командира отряда, а еще через два года я забрал его к себе в Альбре, помощником, как старый Харальд когда-то забрал меня самого.
Время от времени мы с ним фехтовали, я старался поддерживать полученные когда-то навыки. В разные годы получалось по-разному, бывали у меня и лучшие периоды, но в последнее время я редко брал сабли в руки. Сейчас же, получив вызов на поединок, приходилось срочно наверстывать упущенное. Шандр вытаскивал меня на учебное поле каждый вечер, и я, как когда-то пятнадцать лет назад, ныл, пыхтел, ругался и скрипел зубами, терпя его справедливые насмешки, уколы и царапины.
Сегодня мне удалось закрыться полностью и даже, кажется, два раза задеть его. Еще вчера он достал меня в четырех местах. Закончив, мы отсалютовали друг другу, и я обнаружил, что поглазеть на нас собралась добрая половина гвардии да случайные прохожие. Взмокший от пота и немного смущенный, я поспешил
— Знаешь, я жалею, что поддался на провокацию, — сказал я, когда мы сели поужинать у меня в башне. — Надо было не ввязываться ни в какие обсуждения, гиблое это дело, спорить с религиозными фанатиками.
Шандр медленно покачал головой.
— Доказать им что-то можно только их собственными методами, поверь уж мне, я там вырос. Только я бы на твоем месте еще и свидетелей привлек. Эти дети пустынь как были дикими, так и остались, — бросил он с презрительным раздражением. — Ваизы — род молодой, они из Рувабе, окраинный эмират, один из самых дремучих. Что с них взять? Они только язык силы и понимают. Кстати, ты по-прежнему отказываешься взять кого-нибудь с собой в качестве свидетелей?
— А зачем мне? — я равнодушно пожал плечами. — Даже если он меня заденет, на обратном пути я обернусь и завтра уже от царапины останется лишь слабый след.
— А если ранит? — серьезно спросил Шандр. — Ты не знаешь, случайный ли это вызов, просто чтобы девушку впечатлить, или реальная провокация? А если этот Ваиз — опытный мастер, который только кажется молодым? А если опять — яд на клинке?
Я задумался. Шандр, как всегда, был прав, но мне категорически не хотелось втягивать кого-либо в это дело, в основном из-за Юльки. Я с трудом признался сам себе, что завелся только из-за ее присутствия. Мне было обидно, что она видит во мне дурную тварь, плохо контролирующую свои инстинкты и не имеющую ничего за душой, кроме заемной вороновой силы. Я знал, что виноват в этом сам, позволив вечному и голодному существу выйти из под контроля. Мне не было оправданий… Но что сделано, то сделано. Это причиняло мне боль, и безобразное желание отыграться на молодом и влюбленном в нее парне не делало мне чести. Извиниться перед ним, что ли? Какое мне, к дьяволу, дело, что он про меня и про нас всех думает…
— Значит, не ранит, — твердо решил я. — Зря ты тут, что ли, меня гоняешь?
Какое-то время мы молча наслаждались пищей, а я — еще и покоем.
— Ар Шамалю всегда была нужна вера более пристойная, чем вера в золотую ящерицу, — с бесконечным презрением в голосе заявил Шандр. — Я не сторонник возрождения Нигейра, но согласись, Аспид как символ веры гораздо приличнее, чем существо с набитым монетами брюхом. Мы и раньше поклонялись Змею, а когда его не стало… Очень может быть, что вера в Единого — компенсация отсутствия настоящей идеи.
— Меня другое волнует, — признался я. — Куда и кому уходит вся та энергия человеческих душ, направляемая в адрес Единого? Кстати, сила веры в темных Вечных тоже куда-то идет и где-то аккумулируется… Все мы знаем, что вера разумных существ, населяющих миры Ар Соль, питает божественную силу Вечных. Тогда куда и кому идет вера в Единого и нарисованных на стенах его храмов демонов?
— Питает вашу темную часть? — усмехнулся Шандр
— А что? Хорошая версия, — хмыкнул я. — Лучше я у Ширин спрошу. По части теологии сил и стихий она у нас на первом месте.
Глава 9. Рувабе
Кольер стоял на обдуваемой ветром возвышенности, глядя вниз, на равнину между армиями, бело-красными с небольшими вкраплениями черного с золотом. Армии были почти одинаковы по численности, но на сегодняшний день уже не равны по силе. Солнце то скрывалось за скользящими облаками, то появлялось снова. Начало осени наступало на степь, тронув выгоревшую траву охрой и багрянцем. Белые стены Рувиба дрожащим маревом виднелись вдалеке.
Два человека шли навстречу друг другу через степь. Остановились напротив, задержались, обменявшись фразами. Чуть отошли назад, помедлили и, выхватив сабли, стремительно бросились друг на друга. Смертельный танец начался.