Не такая, как все
Шрифт:
– Лично я ничего не думаю! Мне важно одно: то, что понял наш клиент. «Дорогой Уорд, если я вкладываю деньги, причем немалые, в вашу консалтинговую фирму, то только потому, что я убежден: у нас с вами общие ценности, и среди них на первом месте – нравственность, которой я привержен не меньше, чем моим капиталовложениям…» Ну и так далее. Избавляю вас от подробностей этого тяжелого разговора. Ограничусь тем, что касается непосредственно вас. «Не желаю больше видеть этого вашего клоуна!» Довольно с вас краткого резюме, полная версия продлилась добрые четверть часа. Надеюсь, вам понятна точка зрения моего друга.
– Понятнее не бывает, – отрезал Сэм.
– Исполняйте! – распорядился Уорд, указав пальцем на дверь.
Сэм пулей вылетел из кабинета
– Как я погляжу, кое-кого тут погладили против шерстки, – проворковал он.
– Ты – сама элегантность! Ради таких шикарных брендовых шмоток стоило потратиться!
– Элегантность – мое внутреннее состояние, – парировал обиженный Джеральд.
– Ты успешно его скрываешь, старина.
Еще миг – и Джеральд сжевал бы от досады свой галстук, но Сэму не было дела до душевных мук секретаря. Слишком долго он терпел оплеухи от начальства. По утрам он отправлялся на работу скрипя зубами, по вечерам возвращался домой, кипя от ярости. Теперь чаша его терпения наполнилась до краев.
Своевременно пришла на ум индийская поговорка, которую любил повторять в Оксфорде Санджай: «Чтобы сосуд переполнился, нужно несчетное количество капель».
– Я все думаю: это действительно поговорка или цитата из прочитанного? – пробормотал Сэм. Джеральд, конечно, ничего не понял.
Так или иначе, сосуд был уже полон, и Сэм решил пойти ва-банк – не потому, что был прирожденным игроком, а из чувства оскорбленной гордости. Оттолкнув Джеральда, не дававшего ему пройти, он снова ворвался в кабинет Уорда.
– Один вопрос. Когда ваш друг вкладывает деньги в оружейную компанию или назавтра после выборов – в химический консорциум, известный как один из крупнейших загрязнителей окружающей среды, он тоже испытывает нравственные страдания? Можете не предлагать мне сесть, я постою.
С этими словами Сэм плюхнулся в кресло напротив онемевшего босса.
– Вы знаете, что такое инь и ян, орел и решка, так что поймете, куда я клоню. Как вам известно, двое клоунов, изобретшие ноутбук, без которого вы шагу ступить не можете, начинали в гараже, мастеря что-то из бракованных деталей, найденных в мусорных баках «Локхида». Кем они были – старьевщиками или гениями? Позвольте, я расскажу вам кое-что о том, кого вы обозвали оборванцем, – кстати, даже среди этой публики встречаются симпатичные ребята. Санджай – выходец из семьи, превосходящей богатством нашу фирму, дом, где он жил, смахивал на дворец. Ему было двенадцать лет, когда умер его отец. Его опекунами стали дядюшки. Когда ему исполнилось восемнадцать, его отправили в Оксфорд, там мы и познакомились. Вернувшись в Индию, Санджай сделал два открытия. Первое относилось к отцовскому завещанию. Вследствие каких-то замшелых семейных правил он мог вступить в права наследования только в возрасте тридцати лет. Само наследство – это гостиничный комплекс в самом центре Мумбаи. Второе, что открыл, вернее, осознал Санджай, – это жесткость, если не сказать жестокость, его дядьев, преследовавших единственную цель: не подпускать его к управлению отелем-дворцом, который они, в сущности, присвоили. Они были полны решимости продлить опекунство и после его совершеннолетия. Они все так устроили, чтобы распоряжаться его жизнью по собственному усмотрению. Несколько лет после возвращения из Оксфорда Санджай мог бы ходить послушным барашком и ждать, пока ему достанется законное богатство, но вместо этого он ушел, хлопнув дверью. Вам может показаться, что это просто храбрый поступок, не имевший особых последствий, но, когда остаешься без гроша, без крыши над головой, вдобавок на улицах Мумбаи, – это нечто совсем другое. Вы отчасти правы, сравнивая его с бродягой: он и вправду какое-то время ночевал под открытым небом. Но мой друг – борец, достойный и гордый человек. Он стал работать, нашел приличное жилье и, главное, не потерял свою неутомимую жажду знаний. Ему все на свете интересно, он не пасует перед испытаниями. Кажется, это восхищает меня в нем
Мистер Уорд пристально и с любопытством смотрел на Сэма. Потом снова развернулся на кресле к окну, повернувшись к своему подчиненному спиной.
– Принесите мне снова досье проекта, так и быть, изучу его еще разок.
– Смысла нет, за это я получаю у вас зарплату.
– Вы так в него верите, что готовы рискнуть карьерой? Учтите, если ничего не получится, то я вас не пощажу, шуму будет на весь Манхэттен, а это значит, что вас больше никуда на порог не…
– А если получится, и даже более того, если я открою вам ворота индийского рынка, то вы должны понимать, что простым поощрением не отделаетесь.
Уорд резко обернулся и посмотрел Сэму прямо в глаза:
– Марш отсюда, пока я не передумал!
Сэм поведал Санджаю о своем успешном разговоре с боссом, скрыв некоторые подробности. Когда такой влиятельный человек, как Уорд, соглашается рассмотреть проект, это важный первый шаг, который следует отпраздновать.
– Ты можешь хоть раз прийти вовремя, нормально одетым? – взмолился Сэм.
– Десять минут – еще не опоздание.
– Вчера ты припозднился на целых два часа!
– Согласен, но вчера у меня имелась уважительная причина: пришлось сделать крюк, чтобы проводить одну женщину на очень важную встречу.
– Можно подумать, наша была не такой важной! Что за женщина? Я ее знаю?
– Нет. Как и я, впрочем.
Сэм вытаращил глаза:
– Так и есть, у тебя с головой беда!
– Если бы ты ее увидел, то не стал бы так говорить, – укоризненно заметил Санджай.
– Что в ней такого особенного? – вскричал Сэм.
Но Санджай зашагал прочь, не удосужившись ответить.
Проходя мимо дома, где работал его дядя, он задрал голову, высматривая окна девятого этажа и гадая, досталась ли его попутчице желанная роль. Пожелав ей удачи, он побрел дальше. На Юнион-сквер, оглушенный нестройной какофонией автомобильных гудков, он отказался от намерения взять такси и спустился в подземку.
Он вышел в Испанском Гарлеме, где не было ни жилых домов с каменной резьбой, ни зеленых козырьков над входом, не говоря уж о ливрейных портье. Незатейливые постройки из красного и белого кирпича соседствовали с многоэтажными жилыми комплексами, где квартиры стоили дешево. Крепкие запахи, кричащие краски, обшарпанные фасады, выбоины в асфальте, замусоренные тротуары, мешанина языков – все это складывалось в пестрый пейзаж, напоминавший улицы его юности.
Вернувшись в квартиру, он застал Лали на диване в гостиной за вязаньем. Отчаянно гримасничая, она пыталась не дать очкам сползти на кончик носа. Дипак тем временем накрывал на стол в кухне.
– Поужинаешь с нами? – обратился он к Санджаю, не здороваясь.
– Что, если я приглашу вас обоих в ресторан?
– Насколько я знаю, сегодня не четверг, – ответил Дипак.
– Отличная мысль! – вмешалась Лали. – Куда пойдем? Так хочется разнообразия! – Она выразительно покосилась на мужа.