Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).
Шрифт:
Все снова погрузилось в темноту. На противоположной стороне дороги, на том же расстоянии от нее, стояла другая времянка семафорщика, регулирующего движение поездов, идущих на север. Вместо того чтобы набрать ход, машинист почти остановил поезд. Хазелл со спутниками тотчас соскочили с подножки на землю. Они оказались по левую сторону пути, как раз напротив времянки. Спиной к ним стоял какой-то человек. Огонь топки тускло освещал
Когда они приблизились, человек вздрогнул:
— Что вам здесь надо? Вы не имеете права находиться здесь. — Говоря это он слегка заслонил собой времянку.
— Моя фамилия Миллс, я заместитель начальника железной дороги, — ответил чиновник, подходя ближе.
На противоположной стороне дороги стояла другая времянка семафорщика.
— Прошу прощения, сэр: откуда мне было знать?
— Не стоит извиняться, вы просто исполняли свой долг. Скажите, как долго вы уже на посту?
— С пяти часов. Я обычно дежурю по ночам, сэр.
— Ясно. Вы довольны условиями?
— Да, спасибо, сэр, — ответил семафорщик. Он явно решил, что заместитель начальника с командой инженеров приехали с инспекцией.
— Во времянке есть кто-нибудь?
— Нет, сэр.
Миллс направился к дверям. Семафорщик внезапно побледнел и преградил ему путь:
— Там… туда нельзя, сэр! Хазелл рассмеялся:
— Все ясно, — сказал он. — Я был прав. Не дайте ему уйти!
Семафорщик бросился бежать, но Хазелл с полицейским схватили его, и через несколько секунд на нем уже были наручники. Затем они распахнули дверь. В углу комнаты, связанный, с кляпом во рту, лежал Горацио Карр-Матерс. Уингрэйв радостно вскрикнул и, достав перочинный ножик, собрался было перерезать веревки, но Хазелл остановил его:
— Секундочку, я хочу посмотреть, как они его связали. Так. Оригинально: толстая веревка охватывает тело под мышками, другая связывает колени, и их соединяет еще одна слабо затянутая веревка. Руки связаны за спиной. Что ж, давайте выручать несчастного юношу из беды. Так-то лучше. Как ты себя чувствуешь?
— Все тело затекло ужасно, но ничего не болит, — ответил Горацио. — Сэр, — обратился он к Уингрэйву, — я так рад, что вы пришли! Как вы узнали, что я здесь?
— Вопрос в том, как ты сюда попал. Мистер Хазелл, кажется, знает, каким образом ты исчез из поезда, но для меня это до сих пор загадка.
— Приди вы на полчаса позже, вы бы не нашли его здесь, — пробурчал семафорщик, глядя на свои наручники, — это они виноваты, те, что меня наняли.
— Вот оно что, — протянул Хазелл. — Ты, мальчик, потом нам расскажешь, как все произошло. А пока, мистер Мил л с, нужно устроить западню.
Через пять минут все было готово. Троих землекопов сняли с работ и дали им указания: один остался снаружи заменять семафорщика, другой притаился во времянке, третий отправился в полицию за подкреплением.
— Как ваши сообщники будут добираться
— Поездом Лондон-Рокхэмпстед на северо-восток, а дальше автомобилем миль десять.
— Хорошо. Значит, скоро они будут здесь, — заключил Хазелл, хрустя печеньем и запивая его молоком, после чего, к изумлению присутствующих, сосредоточенно проделал «упражнение для пищеварения».
Некоторое время спустя послышался скрип колес. Землекоп, поставленный снаружи, сказал хриплым голосом:
— Мальчишка внутри.
Но внутри оказался не только мальчишка, и через час все трое злоумышленников были надежно заперты в лонгмурской тюрьме.
— Мне было очень страшно, — рассказывал Горацио Карр-Матерс. — Я вышел в коридор и стал смотреть по сторонам, как вдруг кто-то схватил меня за воротник и зажал мне рот Я пытался брыкаться и кричать, но все без толку. Меня затащили в купе и вставили в рот кляп. Такие гады! По том мне связали руки и ноги и открыли окно. Я здорово струхнул — по думал, что меня выбросят в него. Но один из этих сказал, чтобы я не рас пускал сопли: мне ничего не сделают Затем меня спустили за окно на веревке, которую крепко привязали к ручке двери. Это было жутко! Я висел весь скрюченный, в спину упиралась ступенька, а поезд мчался как сумасшедший. Меня мутило, пришлось закрыть глаза. Кажется, я провисел так лет сто.
— Так и есть. Вы обыскали поезд только изнутри, — сказал Торп Хазелл Уингрэйву. — Я догадывался что мальчик все это время был где-то снаружи, но никак не мог понять, где именно. А они хитро придумали!
— А потом, — продолжал Горацио, — я услышал, как окно открывается Взглянул вверх и увидел, как один из них отвязывает веревку от дверной ручки — поезд как раз замедлил ход. Потом он высунулся из окна, придерживая меня одной рукой. Кошмар! Теперь я висел ниже ступеньки. Тут поезд почти остановился, и кто-то обхватил меня за пояс. Я ненадолго потерял сознание, а после обнаружил, что лежу в этой будке.
— Да, мистер Хазелл, — сказал Миллс, вы были абсолютно правы, и мы все вам безмерно благодарны.
— Это была всего лишь догадка, — сказал Хазелл. — Я предположил, что мальчика просто-напросто похитили; вопрос состоял в том, как его забрали из поезда, не причинив особых повреждений. Было очевидно, что это случилось до прибытия в Лондон. Отсюда следовал только один вывод: семафорщик был заодно с преступниками, иначе его присутствие сорвало бы весь план. Я рад, что смог быть вам полезным. Очень интересное дело, расследование доставило мне истинное удовольствие.
Через несколько дней сам мистер Карр-Матерс явился поблагодарить Хазелла:
— Мне бы хотелось выразить свою благодарность чем-то существенным. Я понимаю, вы — не обычный детектив, но если бы я мог что-нибудь сделать для вас…
— Да, две вещи.
— Только скажите какие.
— Было бы очень жаль, если бы изза этого происшествия пострадали мистер Уингрэйв или доктор Спринг.
— Хорошо, мистер Хазелл. Оба они отчасти виноваты, но я прослежу, чтобы репутация доктора Спринга не пострадала и чтобы Уингрэйв не понес наказания.