Не убий: Повести; На ловца и зверь бежит: Рассказы
Шрифт:
Саранцев подтвердил и добавил некоторые подробности. Корень использовал не Сердюк, а Козаченко. Рыбу они отобрали у местного пастуха. Братья его знают. Нож, которым он тогда угрожал Стасу, потом сломался и валяется у него дома в ящике с инструментами. Не выбросил, думал сделать финку поменьше. Следователь его не изъял, так как нашли другие, неломаные.
— А куда делись сандалии, трусики, лифчик Лены, где ее книги?
— Одежду бросили в яму.
— Где? — затаив дыхание, спросил Стас.
— Да за следующим поворотом, это с полкилометра оттуда. А книги кто-то из
Арнаутский заклеил Саранцеву рот и вновь ударил по палке.
— Я же предупреждал — не врать и на мертвого не валить. Будешь говорить?
Козаченко мелко затряс головой: буду, буду!
Арнаутский освободил его рот.
— Я-а-а, корень… я-a! Не могу больше терпеть… Ой, как больно!
— Терпи, дальше больней будет. Ну-ка, говори, что за деталька, которую там нашли? Похожа на колпачок от твоей зажигалки.
— Это… не от этой… от другой… Я их наделал штук двадцать… продавал…
— И что, они сохранились?
— Не… все… Я тогда еще искал колпачок… Но не помнил… Пьяный был… где потерял. Отдай нас под суд… Не пытай… Я все тебе сказал… О-о…
— Погоди, погоди. А как ты делал-то их?
— Да… вытачивал на станочке… у нас… в МТС…
— Из какого материала?
— Из латуни… О-ох… Отпусти… Больше… не могу…
— И много у тебя этого металла?
— Много… тогда его было… завались… Еще остался…
— А книги где?
— Не… знаю… может, валяются где… у братана…
— Как зовут пастуха? Брали у него рыбу тогда?
— Колька косой… Да, у него отняли рыбу…
Арнаутский заклеил ему рот и набрал номер Зайцевой. Только бы она была на месте, думал он, крутя диск, дважды палец срывался и вновь крутил, пока не услышал усталый голос прокурора.
— Стас, ты. Я уже хотела выезжать в этот адрес.
— Людочка, слушай меня внимательно. Записывай. Лучше на пленку.
Раздался легкий щелчок диктофона на том конце провода.
— Саранцев был не один. Соучастники Козаченко и Сердюк — братья из совхоза «Рассвет». Не задавай пока вопросов. Слушай дальше. Братья держали Лену Колоскову. Саранцев насиловал. Он же ее задушил, прижав лицом к земле. Корень воткнул Козаченко. Сердюк в том же году осенью утонул по пьянке. Слушай внимательно, дома у Саранцева есть обломок — лезвие ножа, который у него был во время преступления. В пятистах метрах от места происшествия, сразу же за поворотом дороги справа есть яма, большая, метр на метр. Может, она и сохранилась, но проверкой на металл там можно по застежкам найти сандалии или босоножки и лифчик Лены. Ее вещи опознает мать. Даже по остаткам узнает. Я точно знаю, с ней общался. Эти вещи покупала она для дочери.
Дальше… В совхозе был пастух, косой, зовут Николай. У него в тот день преступники отобрали весь улов рыбы. Так что алиби у них опровергается. У Сердюка дома где-то могут быть книги, которые Лена несла домой. В библиотеке нужно найти акт на списание невозвращенных книг. Это те самые книги. У Козаченко дома латунь, металл такой, похож на бронзу, только более светлый, и зажигалки. Помнишь, на месте происшествия изъяли колпачок? Так это от его зажигалки. Ее, может, и не найдете. Но он их делал
Кроме того, по этому адресу найдете кассету с записями показаний Саранцева и Козаченко обо всех деталях преступления и о том, что я уже сказал. Действуй быстро, направь по всем адресам следственные группы. Все.
Зайцева не перебивала, молча слушала, но когда он закончил, закричала в трубку:
— Стас, откуда все эти данные? Что ты натворил? Это же незаконно!
— В каком смысле?
— Ты же знаешь проблему допустимости доказательств…
— Оценку доказательств делает суд, и, если они вызывают сомнения, суд их не признает. Как доказательства добыты часто остается за рамками дела. Например, оперативные данные ведь никто не легализует.
— Но здесь совсем другое. Слишком серьезное дело. Такое убийство. Преступникам грозит высшая мера.
— Люда, не имеет значения мера наказания, имеет значение доказанность вины. Когда все доказательства будут закреплены, суд даст им оценку.
— А ты…
— А я, — снова перебил Арнаутский, — ответ буду держать перед своей совестью и перед… Леной Колосковой.
— Что с тобой? — охнула Зайцева. — Я сейчас приеду…
— Делай, что тебе говорят, раскрывай это преступление. Теперь можно довести до конца то, что не смогла сделать прокуратура. А приезжать сюда тебе нет смысла. Меня ты не застанешь… Пока…
Он бросил трубку и повернулся к застывшим в ожидании Саранцеву и Козаченко. Арнаутский сорвал с лица Саранцева ленту и, взяв его за уши, глядя в глаза, сказал:
— Как умирала на ваших звериных глазах чистая, как ангел, девочка, так и ты сейчас тем же способом сдохнешь на глазах у своего дружка. А потом я проткну ему все нутро и оставлю подыхать здесь.
Арнаутский взял Саранцева за волосы, придвинул голову к батарее, а другой рукой, наклонив ведро с песком, со всей силой прижал к его лицу так, что оно все ушло в песок. Не обращая внимания на вой Козаченко за спиной, Стас удерживал голову забившегося в судорогах Саранцева, движения которого ослабевали с каждой секундой, из ушей пошла кровь. Он начал синеть. И в этот момент, когда цель — казнить убийцу Лены — была, казалось бы, достигнута, Стас понял, что убить не может! Ярость прошла, исчезло стремление к мести. Он был опустошен.
Расслабив хватку, Стас поднялся с колен. Ведро откатилось в сторону. Весь в песке, полумертвый Саранцев по-рыбьи хватал воздух окровавленным ртом.
Арнаутский выбежал на улицу, не закрыв дверь в квартиру. Завизжали шины, когда он с места рванул машину и через мгновение услышал резанувшую по нервам сирену спецмашины, подъехавшей к дому.
Следствие по делу Саранцева и Козаченко было закончено быстро. Через три месяца состоялся суд, который приговорил Саранцева к высшей мере, а Козаченко — к пятнадцати годам лишения свободы. В отношении Станислава Арнаутского было возбуждено уголовное дело, но вскоре было прекращено по амнистии.