Не убоюсь я зла (с илл.)
Шрифт:
— А теперь я скажу вам, почему нельзя посылать деньги матери Джо. Но подождите секундочку… снова он за свое. Джо! Джо! Надень шорты и перестань вытирать краску о себя. — Джо не ответил, лишь молча сделал то, что она ему велела. — Джоанна, если у вас есть деньги, которыми вы можете сорить, то лучше спустите их в унитаз, но не посылайте его матери. Она — пьянь.
— О!
— Да. Джо знает это. Ее инспектор тоже это знает: ей не выдают деньги на руки — ей дают розовый чек, а не зеленый. Но все равно она покупает продукты и меняет их за вино. Конечно, у нее будет болеть желудок. И если вы пошлете ей деньги, то поможете ей спиться окончательно.
Джоанна вздохнула.
— Я никогда не поумнею. Гиги, всю свою жизнь я раздавала деньги. Не могу сказать, что это принесло кому-нибудь пользу, но вреда я причинила много. Я и мой рот без завязок!
— Ваше большое сердце, дорогая. В этом случае не надо отдавать деньги. Я уверена. Мне читали много ее писем. Вы немножко обработали это письмо, не так ли?
— Это было заметно?
— Мне — да, потому что я знаю, как она пишет. После первого же письма я поняла, что нельзя, чтобы Джо слушал их полностью: он так расстраивается! Поэтому я сперва сама слушаю письмо — а память у меня хорошая, раньше я запоминала свою роль с первого же прочтения, в крайнем случае, со второго. Затем я обрабатываю его и говорю Джо только то, что ему надо услышать. Я подумала, что вы достаточно сообразительны и сделаете то же самое по своей собственной инициативе — и я не ошиблась, хотя вы могли бы урезать письмо и побольше. Джо остался бы доволен.
— Гиги, как получилось, что такой милый человек, как Джо, происходит из такой семьи?
— А как получается, что мы такие, какие мы есть? Так получается, и все тут. Но послушайте, такой вопрос задавать невежливо, не так ли?
— Да, мне не надо было спрашивать.
— Я имею в виду себя. Но тем не менее я спрашиваю себя, имеет ли Джо какое-нибудь отношение к своей матери? Он не похож на нее. У Джо есть фотография, на которой ей столько же лет, сколько ему сейчас. Никакого сходства.
— Может быть, он пошел в отца?
— Может быть. Но Пауль Бранка оставил ее много лет назад. Может быть, он и его отец. Но вряд ли он сам знает, кто его отец.
— Думаю, такое случается часто. Посмотрите на меня: беременная, но не замужем. Как я могу ее критиковать?
— Вы не знаете, кто это сделал, дорогая?
— В общем-то знаю. Но я никогда никому не скажу. Мне так надо, и я могу себе позволить иметь ребенка без отца.
— Ну, это не мое дело. Похоже, вы счастливы. Но что касается Джо… я думаю, что он сирота, отпрыск какого-нибудь мужчины, который непонятно каким образом спутался с этой шлюхой. Джо об этом не говорит. Он вообще мало говорит, в основном только тогда, когда объясняет что-нибудь своей модели. Но его мать оказала на него и положительное влияние. Угадайте какое.
— Сдаюсь.
— Джо совсем не пьет. Конечно, мы покупаем пиво для друзей, когда у нас есть деньги, но Джо никогда не пьет ни капли. Он не прикасается к спиртному. Он даже не сядет в круг, если там придется выпивать. Вы знаете, как обстоят дела с наркотиками? Они запрещены законом, но купить их можно так же легко, как жевательную резинку. Я знаю три места только в этом здании, где их можно купить. Но Джо никогда к ним не притрагивается. — Гиги немного понизила голос. — Сперва я думала, что он какой-то ненормальный. Я никогда этим не увлекалась, но не видела ничего плохого в том, чтобы иногда выпить с друзьями. Затем я начала жить с ним. А у него денег не было. И у меня тоже. Продукты из бакалеи были нашей единственной роскошью. С тех пор как он женился
— Вы действительно выглядите счастливой и здоровой. Хм… а у этого Большого Сэма была привычка выпивать?
— Это нельзя назвать привычкой. Но Сэм никогда не отказывался поесть, выпить или покурить за чужой счет. Он не вписывался в тот образ, который хотел сыграть… и он очень гордился своим телом.
— Что вы делали до того, как стали его подружкой?
— Была манекенщицей и проституткой. Что еще можно делать? Была нянькой. Некоторое время разносила в голом виде спиртное в ресторане, но меня уволили, когда нашли девушку, которая умела писать. Конечно, это была прямая дискриминация, и я могла отстоять свое место, ведь я никогда не путалась в заказах: память у меня лучше, чем у тех, кому приходится все записывать. Но, черт возьми, бесполезно хвататься за место, когда от тебя хотят избавиться. Джоанна, вы сказали, что всю жизнь раздавали деньги…
— Это преувеличение, Гиги. Я разбогатела только после второй мировой. Но я не была жадной даже в детстве, когда каждый никель доставался с трудом.
— Никель?
— Пятицентовая монета. Их делали из никелевого сплава. Десятицентовые монеты и доллары чеканились из серебра. Когда я была ребенком, были даже золотые деньги. Затем, во время Великой депрессии, я осталась совсем без денег, и мне помогали другие люди, а позже я помогала, иногда тем же самым людям. Но раздавать деньги в больших количествах я начала только тогда, когда у меня стало больше денег, чем я могла потратить или хотела бы вложить куда-нибудь, а налоговые законы того времени были такими, что было выгоднее раздавать деньги, чем держать их у себя.
— Какие смешные законы! Я вот никогда не платила налогов.
— Вы только думаете, что не платили. На самом деле вы начали платить с того дня, когда родились. Может быть, когда-нибудь мы победим смерть, но вряд ли мы сможем победить налоги.
— Ну… не стану спорить, Джоанна. Вы в этом разбираетесь лучше меня. Сколько денег вы раздали?
— До второй мировой — не больше нескольких тысяч. Большей частью давала взаймы, зная, что деньги мне не вернут. Многие годы я вела учет своих должников, а однажды взяла и сожгла все эти записи и вздохнула с облегчением. С тех пор я раздала несколько миллионов, но можно уточнить эту цифру у моего бухгалтера.
— Несколько миллионов?! Долларов?
— Послушайте, ласковая моя, пусть это вас не удивляет. За определенной чертой деньги перестают быть деньгами, они становятся лишь цифрами в бухгалтерии или магнетизированными точками в компьютере.
— Не то чтобы я была удивлена. Просто это привело меня в некоторое замешательство. Джоанна, я просто не могу представить себе такую сумму. Я понимаю, что такое сто, даже тысяча долларов. Но такая сумма все равно что государственный долг; для меня это что-то совершенно нереальное и непонятное.
— Для меня тоже, Гиги. Это похоже на игру в шахматы, когда играешь ради самой игры. И я устала от нее. Послушайте, вы не позволяете мне купить продукты, хотя я и помогаю вам их есть. А миллион долларов вы бы приняли от меня?
— …Нет! Я бы испугалась.
— Это даже более мудрое решение, чем то, которое вы приняли до завтрака. Хоть зови сюда Диогена!
— Кто он?
— Греческий философ, который пытался найти честного человека, да так и не нашел.
Гиги задумалась.