Не устоять!
Шрифт:
– Мисс Харрингтон, чуть ниже, – тихонько заметил пленник.
Она подняла глаза и встретила его пристальный, изучающий взгляд. На лице у нее, должно быть, проступило смущение, потому что губы Бэнкрофта тронула едва заметная лукавая усмешка. Фелисити, взяв себя в руки, придвинулась чуть ближе и с усилием просунула руку дальше под туго затянутые веревки.
– Нащупали?
– Что именно? – вся вспыхнув, сердито поинтересовалась она.
У него хватило смелости улыбнуться.
– Толстый сложенный лист.
Наконец
– Да, вот он.
– Отлично! Вытащите, – негромко скомандовал молодой человек, не сводя с нее зеленых внимательных глаз.
Фелисити вдруг разволновалась, засуетилась, вцепилась в бумагу и рванула ее на себя. Та легко поддалась и оказалась у нее в крепко зажатой руке. Рывок был столь силен, что Рейф с глухим стуком откачнулся и опять ударился головой о пол.
– Вот она. Между прочим, сэр, ваше положение не дает вам никакого права заигрывать со мной или что вы там себе вообразили.
– Чертова… – скривился от боли Бэнкрофт и тут же оборвал себя на полуслове. – Разверните, пожалуйста, бумагу, мисс Харрингтон.
Подозрительно повертев документ в руках, Фелиситй исполнила просьбу. Вчитавшись в первый абзац, изложенный точным судейским слогом, девушка побледнела. Из прочитанного следовало, что в руках она держала дарственную на поместье Фортон-Холл. Взгляд ее сам собой метнулся к нижнему краю бумаги.
– Это не подпись моего брата, – с облегченным вздохом заявила она. Боже! Какая же она глупая! Уже была готова поверить, что этот наглый пришелец говорит правду!
– Уверяю вас, подпись его.
Фелисити еще раз внимательно изучила закорючку.
– Весьма дурная подделка, – процедила она.
– А если я признаюсь, что в тот вечер все участники сделки неслись по волнам веселья на всех парусах?
– Я же говорила, что он пират! – с торжеством вставила Мэй.
– Я неудачно выразился, – торопливо оговорился Рейф. – Мы надрались до безобразия, И это еще мягко сказано.
Фелисити опустила руку с документом.
– Ну что же, если так, то мне, мистер Бэнкрофт, все ясно! Вас одурачил какой-то бессовестный тип, который просто знал, что мой брат в Лондоне.
– Никто меня не одурачивал, – решительно возразил Рейф.
Фелисити охватило искреннее сочувствие к этому несуразно наивному господину, так неудачно покусившемуся на ее честь. Молодая женщина еще раз внимательно изучила бумагу.
– Я уверена, вы раньше никогда дарственную и в руках не держали. Так что вам могли с легкостью всучить что угодно. Эта писанина – она легонько потрясла документом в воздухе, – выглядит не слишком убедительно.
– Благодарен вам за сочувствие, мисс Харрингтон, но, уверяю вас, через мои руки прошли десятки, если не больше, дарственных.
Бедняга, подумала Фелисити. Они с Мэй, похоже, перестарались – слишком сильно стукнули его по голове. Помятый
– Конечно, десятки, конечно, разве я спорю? – торопливо согласилась Фелисити.
Бэнкрофт нахмурился, открыл, было, рот, закрыл и, помолчав, заметил:
– Мисс Харрингтон, позвольте мне довести до вашего сведения, что мой отец – герцог Хайброу. Так что насчет дарственных я сказал вам сущую правду.
Фелисити и Мэй снова переглянулись. Если у Рейфела Бэнкрофта на самом деле помутился рассудок, тогда им, как добрым христианкам, полагалось ему помочь, потому что они в буквальном смысле слова приложили к этому руку. Да, этот человек заявился в Фортон-Холл в полной уверенности, что теперь он владелец поместья. Не успев предаться сладким грезам, получил по голове медным чайником от восьмилетней девочки, а вернувшись из страны Морфея, узнал, что оказался жертвой какого-то бессердечного и коварного негодяя. Неудивительно, что теперь он убеждает всех, и прежде всего самого себя, что он важная персона.
– У меня к вам есть предложение, – произнесла Фелисити, успокоившаяся и вновь способная здраво мыслить. Правда, она сама до конца не понимала, что именно движет ею: то ли доброе сочувствие к Бэнкрофту, то ли его незаурядная внешность. Она не могла не признать, что чем дальше, тем больше нравится ей пленник.
– Вы меня просто очаровываете, – галантно отозвался тот.
– Я напишу брату в Лондон. – Фелисити постаралась не обратить внимания на последние слова Бэнкрофта. – Я уверена, он все раз и навсегда прояснит. А до тех пор… вы можете остаться в Фортон-Холле, если торжественно поклянетесь не покушаться ни на поместье, ни на Мэй, ни на меня.
Рейфел Бэнкрофт слегка прикрыл веки и с легкой смущенной улыбкой вежливо поинтересовался:
– А если я не поклянусь?
– Мы пошлем за констеблем, и вас упекут в тюрьму за разбой и грабеж. А герцогу Хайброу я все изложу в личном письме. Посмотрим, скоро ли он приедет вас выручать.
Улыбка сползла с лица Бэнкрофта.
– Вы ставите меня в весьма затруднительное положение, мисс Харрингтон. Хорошо. Я принимаю ваше предложение.
Кажется, рассудок понемногу начал к нему возвращаться, с облегчением подумала Фелисити.
– И что дальше? – поинтересовалась она. Бэнкрофт открыл глаза и серьезным и торжественным тоном проговорил:
– Клянусь не причинять вреда ни Мэй, ни поместью Фортон-Холл, ни вам лично.
Фелисити изучающе вгляделась в лицо нежданного гостя в поисках хоть малейшего намека на ложь или безнадежного умопомешательства. Единственное, что ей удалось разглядеть, – вид у Бэнкрофта был малость потерянный, что не могло не вызывать сочувствия. О да, за последнее время она на собственном опыте узнала, что это значит – владеть всем и все потерять.