Не в парнях счастье
Шрифт:
Я допила еще одну бутылку пива, села и посмотрела на реку. Солнце играло с волнами, искрилось и переливалось в них. Я улыбнулась и подумала, что в такое утро просто глупо рыдать. Разве что по Владимиру. По тому, чего никогда бы не могло случиться. И тут мне захотелось стать счастливой, стать во что бы то ни стало! Поймать краем взора какую-нибудь запоздавшую, сонную падающую звезду и загадать самое несбыточное желание. Счастье – что ты такое, птица? Если да, то как тебя поймать?
Часам к семи я собралась с силами, встала и пошла домой. Надо принять душ, привести себя в порядок, переодеться и идти на работу. Я представила, на какое количество вопросов
– Ты что, куришь? – раздался вдруг откуда-то сбоку странно знакомый голос. Я дернулась, озираясь. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда, но звук, по ощущениям, принадлежал Владимиру. Меня что, уже начало глючить?
– Володя? – вытаращилась я, силясь понять и никак не понимая, что он делает около моего дома. Особенно после того, что произошло. Особенно на лавочке около пункта приема стеклотары.
– Ты где была? Ты почему телефон отключила? Я бегаю по району уже три часа!
– Зачем? Как вообще ты узнал, где я живу?
– Где ты была?! – еще раз повторил он весьма грозным и злым голосом.
– На реке.
– Где на реке? Я был на реке, там никого не было, только какие-то бомжи дрыхли!
– Возможно, я и была теми бомжами. Я валялась за деревьями, смотрела на небо. Думала.
– Вот это зря, – еще более зло добавил он. – Думать тебе вредно. Ты лучше прекращай.
– А ты вообще зачем приперся? – взбесилась я. Расселся он тут! – Что, не дооскорблял меня дома? Решил поорать на меня в моем же собственном дворе?
– Динка? Привет! – многозначительно прокричал Аркашка, махая мне рукой из окна.
– Привет! – я заставила себя радужно улыбнуться. – Вот, знакомого встретила. Очень дальнего знакомого.
– А я знаю! – крикнул Аркашка и помахал Владимиру. Я похолодела.
– Я у него узнавал, где именно ты тут живешь, – отвел глаза Владимир. – Он с собакой гулял, по бульвару. А я и спросил, не знает ли он Диану Сосновскую.
– Ты знаешь мою фамилию? – удивилась я.
– Ты давала мне визитку, помнишь?
– Не важно, – отмахнулась я. – Я так понимаю, Аркашка тебя сориентировал, да?
– В конце концов, тут не так много девушек живет с таким именем. Я просто не знал, что еще делать. Твой телефон молчал, – оправдывался он.
– Прекрасно! – взвыла я. Черт, теперь сплетня обеспечена! Аркашка расскажет все людям, а пес его – всем остальным. Я в полной заднице, все теперь обязательно дойдет до мамы и папы! И особенно до Сергея! – Просто класс!
– Прошло четыре часа! Я волновался!
– И что? Зачем было надо меня выгонять, чтобы потом волноваться? – резонно возразила я.
– Я был зол, – продолжал отпираться Владимир.
– Ладно, – решительно кивнула я. – Мы неправильно ставим вопрос. Хрен с ним, волновался ты или нет. Почему ты тут? Хотел узнать, что я жива-здорова? Узнал? До свиданья.
– Дина!
– Что?
– Я пришел… поговорить.
– Нет уж, спасибо, – решительно помотала головой я.
– Я подумал, может, я зря так.
– Однозначно зря, – согласилась я. – Особенно
– Я не об этом.
– А о чем? – опешила я.
– Я о ребенке, – потупился он. – Я подумал, может быть, это и не такая плохая идея.
– ЧТО? – ахнула я, забыв про то, что за нами сверху наблюдает Аркашка. И пес его. – Что ты имеешь в виду?
– Конечно, я понимаю, что это не входило в твои планы, но я тоже, в общем, хотел бы иметь ребенка, – добавил он, подняв на меня взгляд. Я стояла и не могла выдавить из себя ни одного слова. Оставалось только надеяться, что наш разговор нельзя услышать с четвертого этажа!
Глава третья,
в которой мы составляем бизнес-план
Что такое непреходящие ценности и где их искать? Так, открываем журнал «Форбс»…
Некоторые из нас думают, что все решения принимаются ими самостоятельно, без давления и вмешательства дополнительных факторов. Наивные! Что мы можем знать, как мы можем решать, если, как говорил незабвенный Булгаков, даже не располагаем смехотворным сроком, скажем, в сто лет. Да разве только это? Наши решения зависят от времени дня, в которое они принимаются, от состояния здоровья, от магнитных бурь и прочих климатических условий. Одно и то же решение будет легко и непринужденно принято ранним зимним утром и категорически отвергнуто, как неприемлемое, поздним весенним вечерком. Взвешенные решения невозможно принимать на голодный желудок, а спонтанные – на полный. Вопросы финансового порядка будут невыносимо сложны, если у вас, скажем, ОРВИ с сопутствующей лихорадкой. Зато в совершеннейшие авантюры так легко погрузиться с головой, как в штормовое море, если вы перед этим немного приняли на грудь. Все зыбко и условно. Что, если бы тот памятный разговор, который состоялся между мной и Владимиром, произошел в другое время и в другом месте? Возможно, все сложилось бы совершенно иначе. Но все случилось именно так.
В то утро я имела следующие выходные показатели: температура тела нормальная, активность мозга сниженная за счет бессонной ночи, желудок пустой, в легких – легкая дымка от сигарет. Нервы ни к черту, способность обдуманно соображать – нулевая. Примерно в такой же кондиции (только без дымки в легких) пребывал и Владимир, сидя у меня дома на краешке дивана и задумчиво оглядываясь по сторонам. Мы долго-долго молчали, иногда посматривая друг на друга, словно никогда до этого не виделись. Еще бы, раньше каждый из нас в меру своей испорченности думал, что все это временно, ненадолго, неправда и вообще ничего серьезного. Или ничего серьезного, о чем следовало бы знать противоположной стороне. И вот, вскрыв все карты и обнародовав все задумки, мы смотрели друг на друга по-новому. Еще бы, ведь мы собирались вместе родить ребенка. И не просто родить, а вырастить, воспитать, причем, заметьте, вместе. Такие перспективы кого хочешь заставят присмотреться повнимательнее.
– Значит, ты живешь вот тут? – хмурился он.
– Ага, – покорно кивнула я.
– И куришь.
– И пью, – честно призналась я. Честные признания лучше всего делать как раз после бессонной ночи, потому что сил реагировать на них, особенно бурно, нет ни у кого.
– Пьешь? – еще больше помрачнел Владимир.
– Не то чтобы прям пью, но бывает. Могу пропустить стаканчик. С подругами. Парочку стаканчиков, – усталым голосом пояснила я. Потом подумала и добавила: – Или троечку.