Не в парнях счастье
Шрифт:
– И ты живешь вот тут, – зачем-то повторил Владимир. И с опаской посмотрел на трещину в потолке, которая безобразничала и перерыла всю штукатурку вдоль и поперек.
– Ага.
– И хочешь родить ребенка.
– Ага, – снова не стала спорить я. Владимир периодически замолкал надолго и просто о чем-то сосредоточенно думал, а потом опять задавал какие-то однообразные вопросы, причем часто повторялся. Явно раннее утро не было самым для нас правильным временем, чтобы поговорить. Однако так уж сложилось, и мы говорили. Как могли. Я уже начинала немного дремать.
– Но ты готова бросить курить на
– Я работаю над этим, – дипломатично махнула рукой я.
– И надо бы тебе продолжать заниматься спортом.
– Я с радостью, – согласилась я. Хотя радости ни у меня, ни у него в голосе не было. Мы сидели, как два подбитых в морском бою корабля. Нас вынесло на мель, мы загорали и сушились, но понять, как сделать так, чтобы поплыть дальше, не могли.
– Ты понимаешь, что если мы действительно решаем сделать ЭТО, я буду навсегда частью твоей жизни, так или иначе? Нравится тебе это или нет, – помолчав еще, спросил Владимир.
– А ты?
– Что я?
– Ты сам понимаешь то же самое? Что это необратимо изменит все?
– Но я же сам этого хочу! – возразил он.
– А в том, что я этого хочу, вообще сомневаться не приходится, – усмехнулась я. – Сколько я всего сделала, а?
– Это да, – уныло кивнул он. – Значит, мы оба этого хотим.
– Но ты должен знать, что это не имеет никакого отношения к любви и прочим глупостям! – зачем-то вставила я. Владимир посмотрел на меня и хищно улыбнулся.
– Это как раз то, что привлекает меня больше всего. Что не надо нагромождать глупую ложь на другую глупую ложь. Я хочу ребенка. Почему, в конце концов, я должен хотеть обязательно получить вместе с ним и совершенно чужую мне женщину в постоянные соседи по кровати?
– Действительно! – полностью согласилась с ним я. – Люди имеют право быть свободными. Имеют право… имеют…
– Имеют право завести ребенка? – подсказал мне он. – Ты только подумай, ведь это не совсем так. Это вы, женщины, можете вот так решить, что хотите ребенка. Решить, найти какого-нибудь дурака, который не станет слушать ваши разговоры, потому что, к примеру, глухой. И родите, и будете растить его и любить. А мужчина всегда, без вариантов, получает в комплекте с ребенком и жену. А если вдруг жена ему изменила, и он, к примеру, решает ее оставить, так она еще и забирает ребенка! А мужчина, может, этого ребенка уже любит!
– У тебя уже есть ребенок? – испугалась я. А что, мало ли? В его голосе звучала такая боль, что мне стало страшно.
– Нет, – неохотно промолвил он. – У меня нет.
– А у кого…
– Не важно!
– Но мы же решили, что будем честными друг с другом, – напомнила я. Он вздохнул.
– Это просто… когда мне было девять лет, мать забрала меня у отца. И запретила ему со мной видеться. Хотя, если следовать строгой логике, это ей должны были запретить видеться со мной. И вообще, знаешь, Дина, мне кажется, это просто отличная идея – родить ребенка на партнерских началах. Мы можем все обсудить. Решить, с кем он будет проводить лето, где учиться, как жить. Будем помогать друг другу, деньгами и всем прочим. И никогда не станем портить друг другу жизнь, да?
– О, для меня это звучит просто отлично! – кивнула я. – Не портить друг другу жизнь – что может
– Так что, по рукам?
– Почему бы и нет. Раз ты – в деле, – рассмеялась я. – Нет, кто бы мог подумать, что все вот так обернется!
– Да уж, – застенчиво улыбнулся он. – Значит, нам нужен план.
– Прежде всего, нам нужно выспаться. Особенно мне, хотя именно мне-то это и не удастся, потому что надо идти на работу. Представляю, чего я сегодня наработаю!
– Может, взять больничный? – предложил Владимир.
– На каких основаниях? Чем я больна? – задумалась я. – Нет, я лучше уж пойду на работу. А то впереди неизвестно еще сколько больничных.
– Ладно, иди, – посерьезнел Владимир. – Только не перетрудись. А я зайду за тобой после работы, о’кей?
– О’кей – сказал Патрикей, – протянула я.
Весь остаток дня я практически спала на рабочем месте, причем это мои коллеги и в особенности Танечка еще как-то смогли бы перенести, а вот тот факт, что я молчу и не хочу поделиться с ними своей страшной тайной, как Буратино, раздражал их больше всего.
– Не суйте свой длинный нос в чужие интимные дела, а то вам его отпилят!
– Нет, ну что-то же случилось! – возмущались они. – Нам что, пытать тебя?
– Согласна на пытку сном, – иронизировала я.
– Она просто до самого утра занималась любовью! – гадала Леночка. – Дикой и необузданной.
– С нашим велосипедистом? – скептически кривилась Танечка.
Я же только молчала. Сейчас я меньше, чем когда-либо, была готова обсуждать перспективы своей теперь уже не вполне личной жизни. Изменения произошли глобальные, и если до этого дня вся затея казалась все-таки эфемерной и нереальной, то теперь все приобрело совершенно конкретные формы. И это значит, что скоро о нашем с Владимиром союзе на деловой основе узнают все. И жизненно важно хорошенько продумать и согласовать, что мы будем говорить. Как объяснять наши с ним специфические деловые отношения? И так как думать в таком состоянии я просто физически не могла, то только притворялась, что сплю детским сном. Хоть увольняйте, говорила я всем своим видом.
– И уволим! – грозилась Танечка, но даже она успокоилась под конец дня, видимо, догадавшись, что произошло что-то серьезное. И решив выяснить это позже или каким-то другим, шпионским методом. Может быть, она стала бы даже за нами наблюдать, но Владимир пришел за мной как и обычно, в той же примерно одежде, с тем же примерно выражением лица, с бутылкой воды в одной руке и букетом в другой.
– Отличная маскировка! – оценила я, забирая у него цветы. – Наши куры только и делают, что ждут моих сплетен. А так можно сказать, что все идет по первоначальному плану. Ты задурен настолько, что уже даришь мне цветы. Все тип-топ!
– Умно, – хмыкнул он. – Не думал об этом в таком вот контексте.
– Тогда зачем ты… – не поняла я.
– Ладно, давай лучше примем за основу твой вариант, – смутился он.
– Нет уж, объяснитесь, мистер Тишман!
– Мадам Сосновская, я только… я хотел сказать, что я очень благодарен вам за… за возможность, – речь явно не была отрепетирована и не годилась ни к черту.
– Что-что? – хихикнула я.
– Короче, бери цветы и не капризничай. Это просто был акт доброй воли, жест мира и дружбы.