Не в счет
Шрифт:
Хотя бы один день.
Всё равно на этих основах мы первый и последний раз за все годы играли с Ивницкой в морской бой. И это, пожалуй, было всё, что требовалось знать о важности и интересности данного предмета.
О чём Гарину я и заявила.
Осталась дома с ним, ибо его день из-за перенесенных переговоров свободным от работы вдруг оказался. Организовался посреди недели общий выходной, в который просыпаться можно было долго и неспешно.
Можно было не открывать глаза, чувствуя дразнящие прикосновения губ к обнаженной
— Поехали в аквапарк?
— Куда?!
Глаза от столь экстравагантного предложения распахнулись сами. И на белку с экзофтальмом из «Ледникового периода» я в тот момент была похожа очень.
Точно.
— Ну… — нос, задумчиво морщась, Гарин поскреб каким-то исключительно домашним жестом, который запомнился, вызвал невольную улыбку, — или в цирк. Я, правда, номера с животными терпеть не могу, но там ведь ещё много всего прочего есть. Я фокусников люблю. И гимнастов воздушных.
— Ты? — я, окончательно просыпаясь и садясь в кровати, переспросила недоверчиво.
Подгребла к себе одеяло.
И повыше к шее, игнорируя возмущенный взгляд, натянула.
— Я.
— Да брешешь! — я ляпнула не думая, но искренне.
Слово, далёкое от языка литературного и интеллигентного, вырвалось невольно. Оно прорвалось как напоминание о том детстве, которое мама, печально вздыхая, называла уличным и тяжёлым, а я — лучшим.
Палки-рогатки, фингалы, окрестные хулиганы, что то лучшие друзья, то злейшие враги, и разбитые о щебенку иль асфальт колени.
Мне было что вспомнить.
Или чем удивить.
— Да зуб даю! — Гарин, не моргнув и глазом, выпалил в ответ до невозможного невозмутимо.
Тоже искренне.
Расхохотался.
И к себе, схватив за щиколотку, он потянул, подмял, отбирая одеяло, под себя. И ничего-то спросить-сказать мне больше не дали. И про цирк вспомнилось уже ближе к обеду, когда до кухни мы добрались.
Отыскалась мука и творог, чтобы сырники в приступе редчайшего вдохновения и ещё более редкого желания Алина нажарила. Варил кофе, возникая то с одной, то с другой стороны, Гарин. Он мешал и целовал, распускал, отвлекая, руки. И про цирк, уворачиваясь и марая неидеальный нос мукой, я ему напоминала со смехом.
Только вот… ни в цирк, ни даже в аквапарк мы в тот день так и не попали.
Позвонила Маруся.
— Савка, у меня коллизия жизни! — она, связываясь, как всегда, по видеосвязи, сердитой и волнованной на экране мелькала, кричала. — Я в Москве, рейс отменили, застряла!
— Где?!
— А мне в четыре надо быть в универе и тест писать!
— Стоп, — Гарин, переставая улыбаться и прислоняясь к столу, приказал строго, спросил требовательно и сухо. — Ты как там вообще оказалась?!
— Ну… — Маруся, дёрнув себя за зелёную прядь у лица, с торопливой речи сбилась, — у Витьки днюха вчера была, я не могла
— И что ты мне предлагаешь? — Гарин, окончательно теряя всё хорошее настроение, поинтересовался мрачно.
— Ты Яковлева хорошо знаешь, может можно…
— Не можно, — он отрезал хмуро, пояснил скорее мне, чем ей. — Он старый, упрямый и принципиальный чёрт. Не договориться.
— Меня убьют…
— А раньше подумать не могла?
— База на тест есть? — я, отбирая телефон и не давая начать полноценные нотации от старшего брата, спросила деловито.
Прикинула, что идея, в общем-то, безумная и рисковая, но… мне нравится. Уже целых пять минут нравится, и деваться никуда она не хочет.
В конце концов, не первый ведь раз.
— Есть, а чего?
— Скинь, — я, игнорируя взгляд Гарина, приказала в его же манере и ледяном тоне, — гляну. Сколько у вас человек сдает? И кто из преподов следить будет? Ваш или как?
У нас вот большая часть тестов писалась при лаборантах, которые знать нас не знали и в лицо не узнавали.
И проще от этого было.
— Человек п-пятьдесят, наверное, — носом Маруся шмыгнула звучно, пояснила расстроено и не особо понятно, — там все пишут.
— Алина, ты чего задумала? — Гарин нахмурился нехорошо.
А я, пролистав и прочитав первые страницы отправленного документа с ответами, улыбнулась широко:
— Марусь, я могу сходить за тебя.
— Ты? Как?!
— Нет, — Савелий Игнатьевич заявил категорично и грозно, сложил для убедительности руки на груди. — Это невозможно.
— Почему?
— Там почти шестьсот вопросов, — Маруся протянула неуверенно, ещё без надежды, но уже задумчиво.
— И она их две недели учила, — Гарин вставил раздраженно, махнул для наглядности на телефон и изображение сестры. — А ты планируешь за пару часов всё запомнить? И кто тебя в универ пустит? А в аудиторию? Как ты себе всё это представляешь?
— Там будет не три человека, не вычислят.
— У меня студенческий дома, в рюкзаке.
— Вот видишь, в универ я попаду, — возрадовалась под скептическим взглядом я бурно, озвучила план дальнейших действий. — И пока ты за ним ездишь, я всё выучу. Сав, там даже не тысяча вопросов, как раз за четыре часа и выучу, и повторить успею.
— Ты не сможешь, — он процедил холодно.
Уверенно.
Так, что доказать обратное нестерпимо захотелось. Мне упёрлось сдать этот треклятый тест, потому что сделать это я могла, потому что Маруська напоминала мне меня же или Ивницкую и, вообще, ближних спасать надо.
А ещё — самое важное, главное и, ладно, честное — потому что поразить Гарина я хотела. Все черти, сидящие во мне, требовали и толкали произвести на него впечатление, чтоб он восхищался, чтоб знал на что я способна, чтоб… чтоб смотрел восторженно и гордо.